Эрпели

Глава I  
Едва под Грозною* возник  
Эфирный город из палаток  
И раздался приветный крик  
Учтивых егерских солдаток:  
«Вот булки, булки, господа!»  
И, чистя ружья на просторе,  
Богатыри, забывши горе,  
К ним набежали, как вода;  
Едва иные на форштадте  
Найти успели земляков  
И за беседою о свате  
Иль о семействе кумовьев,  
В сердечном русском восхищенье  
И обоюдном поздравленье  
Вкусили счастие сполна  
За квартой красного вина;  
Едва зацарствовала дружба, —  
Как вдруг, о тягостная служба!  
Приказ по лагерю идет:  
Сейчас готовиться в поход.  
Как вражья пуля, пролетела  
Сия убийственная весть,  
И с ленью сильно зашумела  
На миг воинственная честь.  
«Увы! — твердила лень солдатам, —  
И отдохнуть вам не дано;  
Вам, точно грешникам проклятым,  
Всегда быть в муке суждено!  
Давно ль явились из похода —  
И снова, батюшки, в поход!  
Начальство только для народа  
Смышляет труд да перевод.  
Пожить бы вам, хотя немного,  
Под Грозной крепостью, друзья!  
Нет, нет. у Розена ни бога,  
Ни милосердья, ни меня!  
Пойдете вы шататься в горы;  
Чеченцы — бестии и воры —  
Уморят вас без сухарей;  
Спросите здешних егерей!..» —  
«Молчать, негодная разиня! —  
В ответ презрительно ей честь. —  
Я — сердца русского богиня  
И подавлю пятою лесть.  
Ужель вы, братцы, из отчизны  
Сюда спешили для того,  
Чтоб после слышать укоризны  
От сослуживца своего:  
»Они-де там не воевали,  
А только спали на печи,  
В станицах с девками играли,  
Да в селах ели калачи!\»  
(Не воевали мы, бесспорно —  
Есть время спать и воевать).  
«Вам был знаком лишь ветер горный,  
Теперь пора и горы знать;  
Вы целый год здесь ели дули,  
Арбузы, тёрн и виноград;  
Теперь — прошу — отведай пули,  
Кто духом истинный солдат!  
Винить начальство грех и глупо:  
Оно, ей-ей, умнее нас  
И без причины вместо супа  
В котлы не льет гусиный квас.  
Идите в горы, будьте рады,  
Пора патроны расстрелять,  
За храбрость лестные награды  
Сочтут за долг вам воздавать;  
А егерям прошу не верить,  
Хоть лень сослалась на их гурт;  
Они привыкли землемерить  
Одну дорогу в Старый Юрт»**.  
Так честь солдатам говорила,  
Паря над лагерем полка,  
И лень печально и уныло  
Ушла, вздохнув издалека.  
Внезапно ожили солдаты;  
Везде твердят: «В поход, в поход!»  
Готовы. «Здравствуйте, ребята!» —  
«Желаем здравия!» — И вот  
Выходят роты. Солнце блещет  
На грани ружей и штыков;  
Крест на грудь — и как море плещет  
В рядах походный гул шагов.  
Вот Розен!.. Как глава от тела,  
Он от дружин не отделен;  
Его присутствием несмелый  
Казак и воин оживлен!  
Его сребристые седины  
Приятны старым усачам:  
Они являют их глазам  
Давно минувшие картины,  
Глубоко памятные дни!  
Так прежде видели они  
Багратионов пред полками,  
Когда, готовя смерть и гром,  
Они, под русскими орлами,  
Шли защищать Романов дом,  
Возвысить блеск своей отчизны,  
Или, к бессмертью на пути,  
Могилу славную найти  
Для вечной и бессмертной тризны!  
Так прежде сам он был знаком  
Седым служителям Беллоны;  
Свои надежды, обороны  
Они вторично видят в нем.  
И полк устроенной громадой  
По полю чистому валит,  
И ветер свежею отрадой  
Здоровых путников дарит.  
Все живо: здесь неугомонный  
Гремит по воле барабан;  
Там хоры песни монотонной  
«Пал на сине море туман!»  
Здесь «Здравствуй, милая», с скачками  
Передового плясуна;  
Веселый смех между рядами  
И без запрету тишина.  
Глубокомыслящие Канты  
И на черкесских жеребцах  
В доспехах горских адъютанты,  
Крутя столбом летучий прах,  
Сверкают, бьются пред глазами.  
День вечереет; за горой  
С полублестящими лучами  
Исчез бог света золотой.  
Луна серебряной лампадой  
Виднеет в небе голубом;  
Заря вечерняя прохладой  
Приятно веет над полком.  
Вперед, вперед! еще немного —  
Близка до станции дорога!  
Вот ручеек горячих вод…  
Отбой!.. Окончен переход!..  
 
* Крепость.  

❉❉❉❉

Старый Юрт — маленькая крепость, в восемнадцати верстах от Грозной.  
Возле самой крепости протекают между гор ручьи горячих минеральных вод.  

Глава VIII  
«Ну-ну, рассказчик наш забавный, —  
Твердят мне десять голосов, —  
Поведай нам о битве славной  
Твоих героев и врагов!  
Как ваше дело, под горою?» —  
«Готов! согласен я, пора!  
Итак, торжественно со мною  
Кричите, милые: ура!» —  
«Ба! и сраженье и победа,  
Как после сытного обеда  
Десерт и кофе у друзей!  
Так скоро?» — «Ровно в десять дней  
Покорность, мир и аманаты —  
И снова в Грозную поход!» —  
«Какой решительный расчет,  
Какие русские солдаты!  
Но как, и что, и почему?»  
Вот объяснение всему:  
Койсубулинская гордыня  
Гремела дерзко по горам;  
Когда ж доступна стала нам  
Их недоступная твердыня  
Посредством пушек и дорог  
(Чего всегда избави бог),  
Когда злодеи ежедневно,  
Как стаи лютые волков,  
На нас смотрели очень гневно  
Из-за утесов и кустов,  
А мы, бестрепетною стражей,  
Меж тем работы берегли  
И, приучаясь к пуле вражьей,  
Помалу вверх покойно шли,  
И скоро блоки и машины  
Готовы были навестить  
Их безобразные вершины,  
Чтоб бомбой пропасть осветить, —  
Тогда военную кичливость  
У них рассудок усмирил  
И непробудную сонливость  
Бессонный ужас заменил.  
Сначала бодрые джигиты,  
Алкая стычек и борьбы,  
Они для варварской пальбы  
Из-под разбойничьей защиты  
Приготовляли по ночам  
Плетни с землею пополам,  
Дерев огромные обломки,  
И, давши залп оттуда громкий,  
Смеялись нагло русакам,  
Стращали издали ножами  
С приветом: «яур» и «яман» —  
И исчезали, как туман,  
За неизвестными холмами;  
Но после, видя жалкий бред  
В своем бессмысленном расчете,  
Они от явных зол и бед  
Все были в тягостной заботе,  
Едва зари вечерней тень  
Прогонит с гор веселый день  
И ляжет сумрак над полями —  
Никем не зримыми толпами  
В ночном безмолвии они  
Разводят яркие огни,  
Сидят уныло над скалами  
И озирают русский стан,  
Который, грозный, величавый  
И озарен луной кровавой,  
Лежит, как белый великан.  
С рассветом дня опять в движеньи  
Неугомонная орда:  
Отрядов сменных суета  
И новых пушек появленье  
Своей обычной чередой —  
Все угрожает им бедой,  
Неотразимою осадой.  
Невольный страх сковал умы  
Детей отчаянья и тьмы  
За их надежною оградой…  
И близок час, готов удар!  
Кипит в солдатах бранный жар!  
Полки волнуются, как море!  
Последний день… и горе, горе!..  
Но вот внезапно мирный флаг  
Мелькнул среди ущелий горных;  
Вот ближе к нам — и гордый враг,  
С смиреньем данников покорных,  
Идет рассеять русский гром,  
Прося с потупленным челом  
Статей пощады договорных…  
Статьи готовы, скреплены…  
Народов диких старшины  
Решают участь поколений.  
Восходит светлая заря…  
В параде ратные дружины:  
Койсубулинские стремнины  
Под властью русского царя!  
Присяга нового владенья —  
И взорам тысячей предстал  
Победоносный генерал  
Без битв и крови ополченья!..  
Цветут равнины Эрпели,  
Покой и мир в аулах бранных;  
Не видят более они  
Штыков отряда троегранных,  
В своих утесах вековых  
Не слышат пушек вестовых!  
Громада зыбкая тумана,  
Молчанье, сон и пустота  
Объемлют дикие места  
Надолго памятного стана,  
И стан под Грозною стоит…  
Но дума, дума о прошедшем  
Невольно сердце шевелит;  
В бреду поэта сумасшедшем  
Я дни минувшие ловлю  
И, угрожаемый холерой,  
Себя мечтательною верой  
Питать о будущем люблю.  
Поклонник муз самолюбивый,  
Я вижу смерть невдалеке;  
Но все перо в моей руке  
Рисует план свой прихотливый.  
Сойдя к отцам вослед других,  
Остаться в памяти иных!  
Быть может, завтра или ныне,  
Не испытав черкесских пуль,  
Меня в мучной уложат куль  
И предадут земной пустыне…  
В глухой, далекой стороне  
От милых сердцу я увяну…  
В угодность злобному тирану,  
Моей враждующей судьбе!  
Увидя мой покров рогожный,  
Никто ни истинно, ни ложно  
Не пожалеет обо мне.  
Возьмут, кому угодно будет,  
Мои чевяки и бешмет  
(Весь мой багаж и туалет) —  
И всякий важно позабудет,  
Кто был их прежний господин…  
А панихиды, сорочин,  
Кутьи и прочих поминаний  
Хоть и не жди!.. Вот мой удел!  
Его без дальних предсказаний  
Я очень ясно усмотрел…  
Что ж будет памятью поэта?  
Мундир?. Не может быть!.. Грехи?.  
Они оброк другого света…  
Стихи, друзья мои, стихи!..  
Найдут в углу моей палатки  
Мои несчастные тетрадки,  
Клочки, четвертки и листы,  
Души тоскующей мечты  
И первой юности проказы…  
Сперва, как должно от заразы,  
Их осторожно окурят,  
Прочтут строк десять втихомолку  
И, по обычаю, на полку  
К другим писцам переселят…  
А вы, надежды, упованья  
Честолюбивого созданья,  
Назло холере и судьбе, —  
Вы не погибнете с страдальцем:  
Увидит чтец иной под пальцем  
В моих тетрадках А и П,  
Попросит ласковых хозяев  
Значенье литер пояснить —  
И мне ль бессмертному не быть? —  
Ему ответят: «Полежаев…»  
Прибавят, может быть, что он  
Был добрым сердцем одарен,  
Умом довольно своенравным,  
Страстями; жребием бесславным  
Укор и жалость заслужил;  
Во цвете лет — без жизни жил,  
Без смерти умер в белом свете…  
Вот память добрых о поэте!  

❉❉❉❉

1830  

❉❉❉❉