Памяти одного из многих

В больной груди носил он много, много

Страдания, — но было ли оно

В нем глубоко и величаво-строго,

Или в себя неверия полно —

Осталось тайной. Знаем мы одно,

Что никогда ни делом, ниже словом

Для нас оно не высказалось новым…

❉❉❉❉

Вопросам, нас волнующим, и он,

Холодности цинизма не питая,

Сочувствовал. Но, видимо страдая,

Не ими он казался удручен.

Ему, быть может, современный стон

Передавал неведомые звуки

Безвременной, но столь же тяжкой муки.

❉❉❉❉

Хотел ли он страдать, как сатана,

Один и горд — иль слишком неуверен

В себе он был, — таинственно темна

Его судьба; но нас, как письмена,

К себе он влек, к которым ключ потерян,

Которых смысл стремимся разгадать

Мы с жадного надеждой — много знать.

❉❉❉❉

А мало ль их, пергаментов гнилых,

Разгадано без пользы? Что ж за дело!

Пусть ложный след обманывал двоих,

Но третий вновь за ним стремится смело…

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Таков удел, и в нем затаено

Всеобщей жизни вечное зерно.

❉❉❉❉

И он, как все, он шел дорогой той,

Обманчивой, но странно-неизбежной.

С иронией ли гордою и злой,

С надеждою ль, волнующей мятежно,

Но ей он шел; в груди его больной

Жила одна, нам общая тревога…

Страдания таилось много, много.

❉❉❉❉

И умер он — как многие из нас

Умрут, конечно, — твердо и пристойно;

И тень его в глубокой ночи час

Живых будить не ходит беспокойно.

И над его могилою цветут,

Как над иной, дары благой природы;

И соловьи там весело поют

В час вечера, когда стемнеют воды

И яворы старинные заснут,

Качаяся под лунными лучами

В забвении зелеными главами.

❉❉❉❉