Посвящается Джироламо Марчелло

Однажды я тоже зимою приплыл сюда  
из Египта, считая, что буду встречен  
на запруженной набережной женой в меховом манто  
и в шляпке с вуалью. Однако встречать меня  
пришла не она, а две старенькие болонки  
с золотыми зубами. Хозяин-американец  
объяснял мне потом, что если его ограбят,  
болонки позволят ему свести  
на первое время концы с концами.  
Я поддакивал и смеялся.  

❉❉❉❉

Набережная выглядела бесконечной  
и безлюдной. Зимний, потусторонний  
свет превращал дворцы в фарфоровую посуду  
и население — в тех, кто к ней  
не решается прикоснуться.  
Ни о какой вуали, ни о каком манто  
речи не было. Единственною прозрачной  
вещью был воздух и розовая, кружевная  
занавеска в гостинице «Мелеагр и Аталанта»,  
где уже тогда, одиннадцать лет назад,  
я мог, казалось бы, догадаться,  
что будущее, увы, уже  
настало. Когда человек один,  
он в будущем, ибо оно способно  
обойтись, в свою очередь, без сверхзвуковых вещей,  
обтекаемой формы, свергнутого тирана,  
рухнувшей статуи. Когда человек несчастен,  
он в будущем.  
Теперь я не становлюсь  
больше в гостиничном номере на четвереньки,  
имитируя мебель и защищаясь от  
собственных максим. Теперь умереть от горя,  
боюсь, означало бы умереть  
с опозданьем; а опаздывающих не любят  
именно в будущем.  
Набережная кишит  
подростками, болтающими по-арабски.  
Вуаль разрослась в паутину слухов,  
перешедших впоследствии в сеть морщин,  
и болонок давно поглотил их собачий Аушвиц.  
Не видать и хозяина. Похоже, что уцелели  
только я и вода: поскольку и у нее  
нет прошлого.  

❉❉❉❉

1988  

❉❉❉❉

* Датировано по переводу в SF.  

❉❉❉❉