Иван Никитин — Неудачная присуха

Удар за ударом,

Полуночный гром,

Полнеба пожаром

Горит над селом.

И дождь поливает,

И буря шумит,

Избушку шатает,

В оконце стучит.

Ночник одиноко

В избушке горит;

На лавке широкой

Кудесник сидит.

Сидит он — колдует

Над чашкой с водой,

То на воду дует,

То шепчет порой.

На лбу бороздами

Морщины лежат,

Глаза под бровями

Как угли горят.

У притолки парень

В халате стоит:

Он, бедный, печален

И в землю глядит.

Лицо некрасиво,

На вид простоват,

Но сложен на диво

От плеч и до пят.

«Ну, слушай: готово!

Хоть труд мой велик, —

Промолвил сурово

Кудесник-старик, —

Я сделаю дело:

Красотка твоя

И душу и тело

Отдаст за тебя!

Ты сам уж, вестимо,

Зевать — не зевай:

Без ласки ей мимо

Пройти не давай…»

— «Спасибо, кормилец!

За всё заплачу;

Поможешь — гостинец

С поклоном вручу.

Крупы, коли скажешь, —

Мешок нипочем!

А денег прикажешь —

И денег найдем».

И с радости дома

Так парень мой спал,

Что бури и грома

Всю ночь не слыхал.

Пять дней пролетело…

Вот раз вечерком

На лавке без дела

Лежит он ничком.

На крепкие руки

Припав головой,

Колотит от скуки

Об лавку ногой.

И вдруг повернулся,

Плечо почесал,

Зевнул, потянулся

И громко сказал:

«Слышь, мамушка! бают,

У нас в деревнях,

Вишь, доки бывают, —

И верить-то страх!

Кого, вишь, присушат,

Немил станет свет:

Тоска так и душит!..

Что — правда аль нет?»

— «Бывают, вестимо, —

Ответила мать. —

Не дай бог, родимый,

Их видеть и знать!..»

«Ну правда — так ладно! —

Сын думал. — Дождусь!..

Эх, жить будет славно,

Коли я женюсь!..»

Но, видно, напрасно

Кудесник шептал

И девице красной

Тоской угрожал:

Другого красотка

Любила тайком

За песни, походку

И кудри кольцом…

А парень гуляет,

Как праздник придет,

Лицо умывает

И гребень берет,

И кудри направо,

Налево завьет,

Подумает: «Браво!» —

И пальцем щелкнет.

Как снег в чистом поле,

Рубашка на нем,

Кумач на подоле

Краснеет огнем;

На шляпе высокой,

Меж плисовых лент,

Горит одиноко

Витой позумент.

Онучи обвиты

Кругом бечевой,

И лапти прошиты

Суровой пенькой.

Тряхнет волосами,

Идет в хоровод.

«Ну вот, дескать, нами

Любуйся, народ!»

Как встретился с милой —

Ни слов, ни речей:

Что в памяти было —

Забыл, хоть убей!

Вдруг правда случайно

До парня дошла:

Уж девкина тайна

Не тайной была…

Вся кровь закипела

В бедняге… «Так вот, —

Он думал, — в чем дело!

Кудесник-ат врет.

Не грех ему палкой

Бока обломать,

Обманщику… Жалко

Мне руки марать!»

И два дня угрюмый,

Убитый тоской,

Все думал он думу

В избушке родной.

На третий, лишь только

Отправилась мать

На речку в ведерко

Водицы набрать, —

С гвоздя торопливо

Котомку он снял;

«Пойду, мол!..» — и живо

Ремни развязал.

В тряпице рубашку

В нее полошил

И с ложкою чашку

Туда ж опустил,

Халат для дороги

Про непогодь взял…

Мать входит — он в ноги

Ей пал и сказал;

«Ну, мамушка, горько,

Признаться, идти

С родимой сторонки…

А видно, прости!»

Мать так и завыла:

«Касатик ты мой!

Ах, крестная сила!

Что это с тобой?»

— «Да что тут мне биться

Как рыбе об лед!

Пойду потрудиться,

Что бог ни пошлет.

И тут жил трудами,

Талана, вишь, нет…»

Старушка руками

Всплеснула в ответ:

«Да как же под старость

Мне жить-то одной?

Ведь ты моя радость,

Кормилец родной!»

И к сыну припала

На грудь головой

И все повторяла:

«Кормилец родной!»

Сын крепко рукою

Хватил себя в лоб

И думал с собою:

«Прямой остолоп!

Ну, вот тебе, здравствуй!..

Наладилось мне:

Иди, малый! царствуй

В чужой стороне!

А стало — старушке

Одной пропадать:

Казны-то полушки

Ей негде достать».

И парень украдкой

Лицо отвернул

И старую шапку

На лавку швырнул.

«Ну полно, родная!

Я в шутку… пройдет…

Все доля дурная…

Наука вперед,

Румяное солнце

К полям подошло,

В избушке оконце

Огнем валило,

Румянит, золотит

Лесок в стороне.

Мой парень молотит

Овес на гумне.

Тяжелые муки

В душе улеглись,

Могучие руки

За труд принялись.

Цеп так и летает,

Как молния, жжет,

На сноп упадает,

По колосу бьет.

Бог помочь, детина!

Давно б так пора!..

Долой ты, кручина,

Долой со двора!

❉❉❉❉