Одна ночь

1  

❉❉❉❉

Я, у которого  
Над колыбелью  
Коровьи морды  
Склонялись мыча,  
Отданный ярмарочному веселью,  
Бивший по кону  
Битком сплеча,  
Бивший в ладони,  
Битый бичом,  
Сложные проходивший науки, —  
Я говорю тебе, жизнь: нипочем  
Не разлюблю твои жесткие руки!  

❉❉❉❉

Я видел, как ты  
Голубям по весне  
Бросала зерно  
И овес кобылам.  
Да здравствуют  
Беды, что слала  
Ко мне  
Любовь к небесам  
И землям постылым!  
Ты увела меня босиком,  
Нечесаного,  
С мокрыми глазами,  
Я слушался,  
Не вспоминал ни о ком,  
Я спал под  
Вязами и возами.  
Так глупый чурбан  
Берут в топоры,  
Так сено вздымают  
Острые вилы.  
За первую затяжку  
Злой махры,  
За водку, которой  
Меня травила.  

❉❉❉❉

Я верю, что ты  
Любила меня  
И обо мне  
Пеклася немало,  
Задерживала  
У чужого огня,  
Учила хитрить  
И в тюрьмы сажала;  
Сводила с красоткой,  
Сводила с ума,  
Дурачила так,  
Что пел по-щенячьи,  
И вслух мне  
Подсказывала сама  
Глухое начало  
Песни казачьей.  

❉❉❉❉

Ну что ж!  
За всё ответить готов.  
Да здравствует солнце  
Над частоколом  
Подсолнушных простоволосых голов!  
Могучие крылья  
Тех петухов,  
Оравших над детством моим  
Веселым!  
Я, детеныш пшениц и ржи,  
Верю в неслыханное счастье.  
Ну-ка, попробуй, жизнь, отвяжи  
Руки мои  
От своих запястий!  

❉❉❉❉

2  
И вот по дорогам, смеясь, иду,  
Лучше счастья  
Нет на свете.  
Перекликаются  
Деревья в саду,  
В волосы, в уши  
Набивается ветер.  
И мир гудит,  
Прост и лучист.  
Весла блестят  
У речной переправы,  
Трогает бровь  
Сорвавшийся лист,  
Ходят волной  
Июльские травы.  
Я ручаюсь  
Травой любой,  
Этим коровьим  
Лугом отлогим,  
Милая, даже  
Встреча с тобой  
Проще, чем встреча  
С дождем в дороге,  
Проще, чем встреча  
С луной лесною,  
С птичьей семьей,  
С лисьей норой.  
Пахнут руки твои  
Весною,  
Снегом,  
Березовою корой…  
А может быть, вовсе  
Милой нету?  
Вместо нее,  
От меня на шаг,  
Прячется камышовое лето  
Возле реки в больших шалашах.  
Так он жил,  
Кипел листвою, дышал,  
Выкраивал  
Грешные, смертные души, —  
Мир, который  
Мне видим стал,  
Который взял меня  
На побегушки,  
Который дыханьем  
Дышит моим,  
Работает моими руками.  
Кроме меня, он  
Занят другим —  
Бурями, звездами, облаками.  
Да здравствует  
Грустноглазый вол,  
Ронявший с губ  
В мою зыбку сено,  
И все, в ком  
Участье я нашел,  
Меня окружившие  
Постепенно.  
Жизнь,  
Ты обступила кругом меня,  
Всеми заботами  
Ополчилась.  
Славлю тебя,  
Ни в чем не виня,  
Каждый твой бой  
Считая за милость.  

❉❉❉❉

3  

❉❉❉❉

Но вот наступает ночь, —  
Когда  
Была еще такая ж вторая, —  
Так же умевшая  
Звезды толочь?  
Может быть, вспомню ее, умирая.  
Да, это ночь!  
Ночь!..  
Спи, моя мама.  
Так же тебя —  
Живу любя.  
Видишь расщерины,  
Волчьи ямы…  
Стыдно, но  
Я жалею себя.  
Мне ночами  
В Москве не спится.  
Кроме себя  
Мне детства жаль.  
О, твои скромные  
Платья ситцевые,  
Руки, теребящие  
Старую шаль!  
Нет! Ни за что.  
Не вернусь назад,  
Спи спокойно, моя дорогая.  
Ночь,  
И матери наши спят,  
И высоко над ними стоят  
Звезды, от горестей оберегая.  
Но сыновья  
Умней и хитрей,  
Слушают трубы  
Любви и боя,  
В покое оставив  
Матерей,  
Споры решают  
Между собою.  
Они обветрели,  
Стали мужами,  
А мир  
Разделен,  
Прекрасен,  
Весом.  
Есть черное знамя  
И красное знамя…  
И красное знамя —  
Мы несем.  
Два стана плечи  
Сомкнули плотно,  
И мечется  
Между ними холуй,  
Боясь получить  
Смерти почетный  
Холодный девический  
Поцелуй.  

❉❉❉❉

4  

❉❉❉❉

Теперь к черту  
На кривые рога  
Летят ромашки, стихи о лете.  
Ты, жизнь,  
Прекрасна и дорога  
Тем, что не уместишься  
В поэте.  
Нет, ты пойдешь  
Вперед, напролом,  
Рушить  
И строить на почве  
Голой.  
Мир не устроен, прост  
И весом,  
Позволь мне хоть  
Пятым быть колесом  
У колесницы  
Твоей тяжелой.  
Наперекор  
Незрячим, глухим —  
Вызнано мной:  
Хороши иль плохи,  
Начисто, ровно —  
Всё равно  
Вымрут стихи,  
Не обагренные  
Кровью эпохи.  
И поплатится головой  
Тот, кто, решив  
Рассудить по-божьи,  
Хитрой, припадочною строфой  
Бьется у каменного подножья.  
Он, нанюхавшийся свободы,  
Муки прикидывает на безмен.  
Кто его нанимал в счетоводы  
Самой мучительной  
Из перемен?  
И стыдно —  
Пока ты, прильнув к окну,  
Залежи чувств  
В башке своей роя,  
Вырыдал, выгадал  
Ночь одну —  
Домну пустили  
В Магнитострое.  
Пока ты вымеривал  
На ладонь,  
На ощупь, на вкус  
Значение мира,  
Здорово там  
Хохотал огонь  
И улыбались бригадиры.  

❉❉❉❉

5  

❉❉❉❉

Мы позабываем слово «страх»,  
Страх питает  
Почву гнилую, —  
Смерть у нас  
На задних дворах,  
Жизнь орудует напропалую.  
Жизнь!  
Неистребимая жизнь,  
Влекущая этот мир  
За собою!  
И мы говорим:  
— Мгновенье, мчись,  
Как ленинская рука  
Над толпою.  
Как слово  
И как бессмертье его,  
Которые будут  
Пожарами пыхать.  
И смерть теперь —  
Подтвержденье того,  
Что жизнь —  
Из нее единственный выход.  
В садах и восстаньях  
Путь пролег,  
Веселой и грозной бурей  
Опетый.  
И нет для поэта  
Иных дорог,  
Кроме единственной в мире,  
Этой.  
И лучше быть ему запятой  
В простых, как «победили»,  
Декретах,  
Чем жить  
Предательством и немотой  
Поэм, дурным дыханьем  
Нагретых.  
Какой почет!  
Прекрасен как!  
Вы любите славу?  
Парень не промах.  
Вы бьетесь в падучей  
На руках  
Пяти интеллигентных  
Знакомых.  
И я обижен, может быть,  
Я весь, как в синяках, в обидах,  
Нам нужно о мелочи поговорить  
В складках кожи  
Гнездящихся гнидах.  

❉❉❉❉

6  

❉❉❉❉

Снова я вижу за пеленой  
Памяти — в детстве, за годами,  
Сходятся две слободы стеной,  
Сжав кулаки, тряся бородами.  
Хари хрустят, бьют сатанея,  
И вдруг начинает  
Орать народ:  
— Вызвали  
Гладышева  
Евстигнея!  
Расступайся — сила идет!-  
И вот, заслоняя  
Ясный день.  
Плечи немыслимые топыря,  
Сила вымахивает через плетень,  
Неся кулаков пудовые гири.  
И вот они по носам прошлись,  
Ахнули мужики и кричат, рассеясь:  
— Евстигней Алексеич, остепенись,  
Остепенись, Евстигней Алексеич! —  
А тот налево и направо  
Кучи нагреб:- Подходи! Убью! —  
Стенка таким  
Одна лишь забава,  
Таких не брали в равном бою.  
Таких сначала поят вином,  
Чтобы едва писал ногами,  
И выпроваживают,  
И за углом  
Валят тяжелыми батогами.  
Таких настигают  
Темной темью  
И в переулке — под шумок —  
Бьют Евстигнешу  
Гирькой в темя  
Или ножом под левый сосок.  
А потом в лачуге,  
Когда, угарен,  
В чашках  
Пошатывается самогон,  
Вспоминают его:  
«Хороший парень!»  
Перемигиваются: «Был силен!»  
Нам предательство это знакомо,  
Им лучший из лучших  
Бывает бит.  
Несметную силу ломит солома,  
И сила,  
Раскинув руки, лежит.  
Она получает  
Мелкую сдачу —  
Петли, обезьяньи руки,  
Ожог свинца.  
Я ненавижу сговор собачий,  
Торг вокруг головы певца!  
Когда соловей  
Рязанской земли  
Мертвые руки  
Скрестил — Есенин, —  
Они на плечах его понесли,  
С ним расставались,  
Встав на колени.  
Когда он,  
Изведавший столько мук,  
Свел короткие с жизнью счеты,  
Они стихи писали ему,  
Постыдные, как плевки  
И блевота.  
Будет!  
Здесь платят большой ценой  
За каждую песню.  
Уходит плата  
Не горечью, немочью и сединой,  
А молодостью,  
Невозвратимым раскатом.  
Ты, революция,  
Сухим  
Бурь и восстаний  
Хранящая порох,  
Бей, не промахиваясь, по ним,  
Трави их в сусличьих  
Этих норах!  
Бей в эту подлую, падлую мреть,  
Томящуюся по любви дешевизне,  
Чтоб легче было дышать и петь,  
И жизнью гореть,  
И двигаться с жизнью!  

❉❉❉❉

7  

❉❉❉❉

Ты страшен  
Проказы мордою львиной,  
Вчерашнего дня  
Дремучий быт,  
Не раз я тобою  
Был опрокинут  
И тяжкою лапой  
Твоею бит.  
Я слышу, как ты,  
Теряющий силу,  
За дверью роняешь  
Плещущий шаг.  
Не знаю, как  
У собеседников было,  
А у меня  
Это было так:  
Стоишь средь  
Ковровотяжелых  
И вялых,  
И тут же рядом,  
Рассевшись в ряд,  
Глазища людей  
Больших и малых  
Встречаются  
И разбежаться спешат.  
И вроде как стыдновато немного,  
И вроде  
Тебе здесь любой  
Совсем не нужон.  
Но Ксенья Павловна  
Заводит  
Шипящий от похоти патефон.  
И юбки, пахнущие  
Заграницей,  
Веют, комнату бороздя,  
И Ксенья Павловна  
Тонколица,  
И багроволицы  
Ее друзья.  
Она прижимается  
К этим близким  
И вверх подымает  
Стерляжий рот.  
И ходит стриженный  
По-английски  
На деревянных  
Ногах фокстрот.  
И мужчины,  
Словно ухваты,  
Возле  
Женщины-помела…  
Жизнь!  
Как меня занесла  
Сюда ты?  
И краснознаменца  
Сюда занесла?  
И я говорю  
Ему: «Слов нету,  
Пляшут,  
Но, знаете — не по душе.  
У нас такое  
Красное лето  
И гнутый месяц  
На Иртыше,  
У нас тоже пляска,  
Только та ли?  
До наших  
Танцоров  
Им далеко-о».  
А он отвечает:  
«Мы тоже плясали  
На каблуках,  
Но под „Яблочко“.  

❉❉❉❉

Так пусть живут,  
Любовью светясь,  
Уведшей от бед  
Певца своего, —  
Иртышский  
Ущербный гнутый месяц  
И „Яблочко“,  
Что уводило его!  

❉❉❉❉

8  

❉❉❉❉

Сквозь прорези этих  
Темных окон,  
Сквозь эту куриную  
Узкую клеть  
Самое прекраснейшее далёко  
Начинает большими  
Ветвями шуметь.  
О нем возглашают  
Шеренги орудий,  
Сельскохозяйственных и боевых.  
О нем надрываются  
Медные груди  
Оркестров  
И тяжких тракторов дых.  
О нем  
На подступах новой эры,  
Дома отцов  
Обрекши на слом,  
Поют на улице  
Пионеры,  
Красный кумач  
Повязав узлом.  
Я слышу его  
В движеньи и в смехе…  
Я не умею  
В поэмах врать:  
Я не бывал  
В прокатном цехе,  
Я желаю в нем побывать.  
Я имею в песнях сноровку,  
Может быть, кто-то  
От этого — в смех,  
Дайте, товарищи,  
Мне путевку  
В самый ударный  
Прокатный цех.  
Чтоб меня  
Как следует  
Там катали,  
Чтобы в работе  
Я стал нужон,  
Чтобы песнь родилась  
Не та ли,  
Для которой  
Я был рожден?  

❉❉❉❉

1933  

❉❉❉❉

Категории стихотворения ✍Павел Васильев: Одна ночь