К партизану-поэту (Давыдов, баловень счастливый)

Давыдов, баловень счастливый

Не той волшебницы слепой,

И благосклонной и спесивой,

Вертящей мир своей клюкой,

Пред коею народ трусливый

Поник просительной главой1,—

Но музы острой и шутливой

И Марса, ярого в боях!

Пусть грудь твоя, противным страх,

Не отливается игриво

В златистых и цветных лучах,

Как радуга на облаках;

Но мне твой ус красноречивый,

Взращенный, завитый в полях

И дымом брани окуренный,—

Повествователь неизменный

Твоих набегов удалых

И ухарских врагам приветов,

Колеблющих дружины их!

Пусть генеральских эполетов

Не вижу на плечах твоих,

От коих часто поневоле

Вздымаются плеча других;

Не все быть могут в равной доле,

И жребий с жребием несхож!

Иной, бесстрашный в ратном поле,

Застенчив при дверях вельмож;

Другой, застенчивый средь боя,

С неколебимостью героя

Вельможей осаждает дверь;

Но не тужи о том теперь!

На барскую ты половину

Ходить с поклоном не любил,

И скромную свою судьбину

Ты благородством золотил.

Врагам был грозен не по чину,

Друзьям ты не по чину мил!

Спеши в объятья их без страха

И, в соприсутствии нам Вакха,

С друзьями здесь возобнови

Союз священный и прекрасный,

Союз и братства и любви,

Судьбе могущей неподвластный!..

Где чаши светлого стекла?

Пускай их в ряд, в сей день счастливый,

Уставит грозно и спесиво

Обширность круглого стола!

Сокрытый в них рукой целебной,

Дар благодатный, дар волшебной

Благословенного Аи2

Кипит, бьет искрами и пеной! —

Так жизнь кипит в младые дни!

Так за столом непринужденно

Родятся искры острых слов,

Друг друга гонят, упреждают

И, загоревшись, угасают

При шумном смехе остряков!

Ударим радостно и смело

Мы чашу с чашей в звонкий лад!..

Но твой, Давыдов, беглый взгляд

Окинул круг друзей веселый,

И, среди нас осиротелый,

Ты к чаше с грустью приступил,

И вздох невольный и тяжелый

Поверхность чаши заструил!..

Вздох сердца твоего мне внятен,—

Он скорбной траты тайный глас;

И сей бродящий взор понятен —

Он ищет Бурцова3 средь нас.

О Бурцов! Бурцов! честь гусаров,

По сердцу Вакха человек!

Ты не поморщился вовек

Ни с блеска сабельных ударов,

Светящих над твоим челом,

Ни с разогретого арака,

Желтеющего за стеклом

При дымном пламени бивака!

От сиротствующих пиров

Ты был оторван смертью жадной!

Так резкий ветр, посол снегов,

Сразившись с лозой виноградной,

Красой и гордостью садов,

Срывает с корнем, повергает,

И в ней надежду убивает

Усердных Вакховых сынов!

Не удалось судьбой жестокой

Ударить робко чашей мне

С твоею чашею широкой,

Всегда потопленной в вине!

Я не видал ланит румяных,

Ни на челе следов багряных

Побед, одержанных тобой;

Но здесь, за чашей круговой,

Клянусь Давыдовым и Вакхом:

Пойду на холм надгробный твой

С благоговением и страхом;

Водяных слез я не пролью,

Но свежим плющем холм украшу,

И, опрокинув полну чашу,

Я жажду праха утолю!

И мой резец, в руке дрожащий,

Изобразит от сердца стих:

«Здесь Бурцов, друг пиров младых;

Сном вечности и хмеля спящий.

Любил он в чашах видеть дно,

Врагам казать лицо средь боя.—

Почтите падшего героя

За честь, отчизну и вино!»

❉❉❉❉