Last Summer Evening

Друг друговы вотчины – с реками и лесами,

Долинами, взгорьями, взлетными полосами;

Давай будем без туристов, а только сами.

Давай будто растворили нас, погребли

В биноклевой мгле.

Друг друговы корабли.

Бросаться навстречу с визгом, большими псами,

Срастаться дверьми, широтами, адресами,

Тереться носами,

Тросами,

Парусами,

Я буду губами смугло, когда слаба,

Тебя целовать слегка в горизонтик лба

Между кожей и волосами.

В какой-нибудь самой крошечной из кают,

Я буду день изо дня наводить уют,

И мы будем слушать чаечек, что снуют

Вдоль палубы, и сирен, что из вод поют.

Чтоб ветер трепал нам челки и флаги рвал,

Ты будешь вести, а я отнимать штурвал,

А на берегу салют чтоб и карнавал.

Чтоб что-то брать оптом, что-то – на абордаж,

Чтоб нам больше двадцати ни за что не дашь,

А соль проедает руки до мяса аж.

Чтоб профилем в синь, а курсом на юго-юг,

Чтоб если поодиночке – то всем каюк,

Чтоб двое форева янг, расторопных юнг,

И каждый задира, бес, баловник небес,

На шее зубец

Акулий, но можно без,

И каждый влюбленный, злой, молодой балбес.

В подзорной трубе пунктиром, едва-едва —

Друг друговы острова.

А Бог будет старый боцман, гроза морей,

Дубленый, литой, в наколках из якорей,

Молчащий красноречиво, как Билл Мюррей,

Устроенный, как герой.

Мы будем ему отрадой, такой игрой

Дельфинов или китят, где-то у кормы.

И кроме воды и тьмы нет другой тюрьмы.

И нету местоимения, кроме «мы».

И, трюмы заполнив хохотом, серебром

Дождливым московским – всяким таким добром,

Устанем, причалим, сядем к ребру ребром

И станем тянуть сентябрь как темный ром,

И тихо теплеть нутром.

И Лунья ладонь ощупает нас, строга —

Друг друговы берега.

И вечер перченым будет, как суп харчо.

Таким, чтоб в ресницах колко и горячо.

И Боцман легонько стукнет тебя в плечо:

— До скорого, брат, попутных. Вернись богатым.

И бриз в шевелюре будет гулять, игрив.

И будет назавтра ждать нас далекий риф,

Который пропорет брюхо нам, обагрив

Окрестную бирюзу нами, как закатом.

❉❉❉❉