Вы думаете, это бредит малярия

Вы думаете, это бредит малярия?

❉❉❉❉

Это было,

было в Одессе.

❉❉❉❉

«Приду в четыре»,— сказала Мария.

❉❉❉❉

Восемь.

Девять.

Десять.

❉❉❉❉

Вот и вёчер

в полную жуть

ушел от окон,

хмурый,

декабрый.

❉❉❉❉

В дряхлую спину хохочут и ржут

канделябры.

❉❉❉❉

Меня сейчас узнать не могли бы:

жилистая громадина

стонет,

корчится.

Что может хотеться этакой глыбе?

А глыбе многое хочется!

❉❉❉❉

Ведь для себя не важно

и то, что бронзовый,

и то, что сердце — холодной железкою.

Ночью хочется звон свой

спрятать в мягкое,

в женское.

❉❉❉❉

И вот,

громадный,

горблюсь в окне,

плавлю лбом стекло окошечное.

Будет любовь или нет?

Какая —

большая или крошечная?

Откуда большая у тела такого:

должно быть, маленький,

смирный любеночек.

Она шарахается автомобильных гудков.

Любит звоночки коночек.

❉❉❉❉

Еще и еще,

уткнувшись дождю

лицом в его лицо рябое,

жду,

обрызганный громом городского прибоя.

❉❉❉❉

Полночь, с ножом мечась,

догнала,

зарезала,—

вон его!

❉❉❉❉

Упал двенадцатый час,

как с плахи голова казненного.

❉❉❉❉

В стеклах дождинки серые

свылись,

гримасу громадили,

как будто воют химеры

Собора Парижской Богоматери.

Проклятая!

Что же, и этого не хватит?

Скоро криком издерется рот.

❉❉❉❉

Слышу:

тихо,

как больной с кровати,

спрыгнул нерв.

И вот,—

сначала прошелся

едва-едва,

потом забегал,

взволнованный,

четкий.

Теперь и- он и новые два

мечутся отчаянной чечеткой.

❉❉❉❉

Рухнула штукатурка в нижнем этаже.

❉❉❉❉

Нервы —

большие,

маленькие, —

многие! —

скачут бешеные,

и уже

у нервов подкашиваются ноги!

❉❉❉❉

А ночь по комнате тинится и тинится,—

из тины не вытянуться отяжелевшему глазу.

Двери вдруг заляскали,

будто у гостиницы

не попадает зуб на зуб.

Вошла ты,

резкая, как «нате!»,

муча перчатки замш,

сказала:

«Знаете —

я выхожу замуж».

❉❉❉❉

Что ж, выходите.

Ничего.

Покреплюсь.

Видите — спокоен как!

Как пульс

покойника.

❉❉❉❉

Помните?

Вы говорили:

«Джек Лондон,

деньги,

любовь,

страсть»,—

а я одно видел:

вы — Джиоконда,

которую надо украсть!

❉❉❉❉

И украли.

❉❉❉❉

Опять влюбленный выйду в игры,

огнем озаряя бровей загиб.

Что же!

И в доме, который выгорел,

иногда живут бездомные бродяги!

Дразните?

«Меньше, чем у нищего копеек,

у вас изумрудов безумий».

Помните!

Погибла Помпея,

когда раздразнили Везувий!

❉❉❉❉

Эй!

Господа!

Любители

святотатств,

преступлений,

боен,—

а самое страшное

видели —

лицо мое,

когда

я

абсолютно спокоен?

❉❉❉❉

И чувствую —

«я»

для меня мало.

Кто-то из меня вырывается упрямо.

Allo!

Кто говорит?

Мама?

Мама!

Ваш сын прекрасно болен!

Мама!

У него пожар сердца.

Скажите сестрам, Люде и Оле,—

ему уже некуда деться.

Каждое слово,

даже шутка,

которые изрыгает обгорающим ртом он,

выбрасывается, как голая проститутка

из горящего публичного дома.

❉❉❉❉

Люди нюхают —

запахло жареным!

Нагнали каких-то.

Блестящие!

В касках!

Нельзя сапожища!

Скажите пожарным:

на сердце горящее лезут в ласках.

Я сам.

Глаза наслезненные бочками выкажу.

Дайте о ребра опереться.

Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу!

Рухнули.

Ей выскочишь из сердца!

❉❉❉❉

На лице обгорающем

из трещины губ

обугленный поцелуишко броситься вырос.

❉❉❉❉

Мама!

Петь не могу.

У- церковки сердца занимается клирос!

Обгорелые фигурки слов и чисел

из черепа,

как дети из горящего здания.

Так страх

схватиться за небо

высил

горящие руки «Лузитании».

Трясущимся людям

в квартирное тихо

стоглазое зарево рвется с пристани.

Крик последний,—

ты хоть

о том, что горю, в столетия выстони!

❉❉❉❉