Упал на пашне у высотки  
суровый мальчик из Москвы;  
и тихо сдвинулась пилотка  
с пробитой пулей головы.  
❉❉❉❉
Не глядя на беззвездный купол  
и чуя веянье конца,  
он пашню бережно ощупал  
руками быстрыми слепца.  
❉❉❉❉
И, уходя в страну иную  
от мест родных невдалеке,  
он землю теплую, сырую  
зажал в коснеющей руке.  
❉❉❉❉
Горсть отвоеванной России  
он захотел на память взять,  
и не сумели мы, живые,  
те пальцы мертвые разжать.  
❉❉❉❉
Мы так его похоронили —  
в его военной красоте —  
в большой торжественной могиле  
на взятой утром высоте.  
❉❉❉❉
И если правда будет время,  
когда людей на Страшный суд  
из всех земель, с грехами всеми,  
трикратно трубы призовут,—  
❉❉❉❉
предстанет за столом судейским  
не бог с туманной бородой,  
а паренек красноармейский  
пред потрясенною толпой,  
❉❉❉❉
держа в своей ладони правой,  
помятой немцами в бою,  
не символы небесной славы,  
а землю русскую свою.  
❉❉❉❉
Он все увидит, этот мальчик,  
и ни йоты не простит,  
но лесть от правды, боль от фальши  
и гнев от злобы отличит.  
❉❉❉❉
Он все узнает оком зорким,  
с пятном кровавым на груди,  
судья в истлевшей гимнастерке,  
сидящий молча впереди.  
❉❉❉❉
И будет самой высшей мерой,  
какою мерить нас могли,  
в ладони юношеской серой  
та горсть тяжелая земли.  
❉❉❉❉
1942
❉❉❉❉
/rating_off.png)