Эпистола I (Для общих благ мы то перед скотом имеем)

Для общих благ мы то перед скотом имеем,

Что лучше, как они, друг друга разумеем

И помощию слов пространна языка

Всё можем изьяснить, как мысль ни глубока.

Описываем всё, и чувствие и страсти,

И мысли голосом делим на мелки части.

Прияв драгой сей дар от щедрого творца,

Изображением вселяемся в сердца.

То, что постигнем мы, друг другу сообщаем

И в письмах то своих потомкам оставляем.

Но не такие так полезны языки,

Какими говорят мордва и вотяки;

Возьмем себе в пример словесных человеков:

Такой нам надобен язык, как был у греков,

Какой у римлян был и, следуя в том им,

Как ныне говорит Италия и Рим,

Каков в прошедший век прекрасен стал французский,

Иль, наконец, сказать, каков способен русский!

Довольно наш язык в себе имеет слов,

Но нет довольного числа на нем писцов.

Один, последуя несвойственному складу,

Влечет в Германию Российскую Палладу

И, мня, что тем он ей приятства придает,

Природну красоту с лица ея берет.

Другой, не выучась так грамоте, как должно,

По-русски, думает, всего сказать не можно,

И, взяв пригоршни слов чужих, сплетает речь

Языком собственным, достойну только сжечь.

Иль слово в слово он в слог русский переводит,

Которо на себя в обнове не походит.

Тот прозой скаредной стремится к небесам

И хитрости своей не понимает сам.

Тот прозой и стихом ползет, и письма оны,

Ругаючи себя, дает писцам в законы.

Хоть знает, что ему во мзду смеется всяк,

Однако он своих не хочет, видеть врак.

«Пускай, — он думает, — меня никто не хвалит.

То сердца моего нимало не печалит:

Я сам себя хвалю, на что мне похвала?

И знаю то, что я искусен до зела».

Зело, зело, зело, дружок мой, ты искусен,

Я спорить не хочу, да только склад твой гнусен.

Когда не веришь мне, спроси хотя у всех:

Всяк скажет, что тебе пером владети грех.

Но только ли того? Не можно и помыслить,

Чтоб враки мне писцов подробно все исчислить.

Кто пишет, должен мысль прочистить наперед

И прежде самому себе подать в том свет;

Но многие писцы о ном не рассуждают,

Довольны только тем, что речи составляют.

Несмысленны чтецы, хотя их не поймут,

Дивятся им и мнят, что будто тайна тут,

И, разум свой покрыв, читая темнотою,

Невнятный склад писца приемлют красотою.

Нет тайны никакой безумственно писать,

Искусство — чтоб свой слог исправно предлагать,

Чтоб мнение творца воображалось ясно

И речи бы текли свободно и согласно.

Письмо, что грамоткой простой народ зовет,

С отсутствующими обычну речь ведет,

Быть должно без затей и кратко сочиненно,

Как просто говорим, так просто изъясненно.

Но кто не научен исправно говорить,

Тому не без труда и грамотку сложить.

Слова, которые пред обществом бывают,

Хоть их пером, хотя языком предлагают,

Гораздо должны быть пышняе сложены,

И риторски б красы в них были включены,

Которые в простых словах хоть необычны,

Но к важности речей потребны и приличны

Для изъяснения рассудка и страстей,

Чтоб тем входить в сердца и привлекать людей.

Нам в оном счастлива природа путь являет,

И двери чтение к искусству отверзает.

Посем скажу, какой похвален перевод:

Имеет в слоге всяк различие народ.

Что очень хорошо на языке французском,

То может в точности быть скаредно на русском.

Не мни, переводя, что склад в творце готов;

Творец дарует мысль, но не дарует слов.

В спряжение речей его ты не вдавайся

И свойственно себе словами украшайся.

На что степень в степень последовать ему ?

Ступай лишь тем путем и область дай уму.

Ты сим, как твой творец письмом своим ни славен,

Достигнешь до него и будешь сам с ним равен.

Хотя перед тобой в три пуда лексикон,

Не мни, чтоб помощь дал тебе велику он,

Коль речи и слова поставишь без порядка,

И будет перевод твой некая загадка,

Которую никто не отгадает ввек;

То даром, что слова все точно ты нарек.

Когда переводить захочешь беспорочно,

Не то, -творцов мне дух яви и силу точно.

Язык наш сладок, чист, и пышен, и богат,

Но скупо вносим мы в него хороший склад.

Так чтоб незнанием его нам не бесславить,

Нам должно весь свой склад хоть несколько поправить.

Не нужно, чтобы всем над рифмами потеть,

А правильно писать потребно всем уметь.

Но льзя ли требовать от нас исправна слога?

Затворена к нему в учении дорога.

Лишь только ты склады немного поучи,

Изволь писать «Бову», «Петра Златы ключи».

Подьячий говорит: «Писание тут нежно,

Ты будешь человек, учися лишь прилежно!»

И я то думаю, что будешь человек,

Однако грамоте не станешь знать вовек.

Хоть лучшим почерком, с подьяческа совета,

Четыре литеры сплетай ты в слово «лета»

И вычурно писать научишься «конец»,

Поверь, что никогда не будешь ты писец.

Перенимай у тех, хоть много их, хоть мало,

Которых тщание искусству ревновало

И показало им, коль мысль сия дика,

Что не имеем мы богатства языка.

Сердись, что мало книг у нас, и делай пени:

«Когда книг русских нет, за кем идти в степени?»

Однако больше ты сердися на себя

Иль на отца, что он не выучил тебя.

А если б юность ты не прожил своевольно,

Ты б мог в писании искусен быть довольно.

Трудолюбивая пчела себе берет

Отвсюду то, что ей потребно в сладкий мед,

И, посещающа благоуханну розу,

Берет в свои соты частицы и с навозу.

Имеем сверх того духовных много книг;

Кто винен в том, что ты псалтыри не постиг,

И, бегучи по ней, как в быстром море судно,

С конца в конец раз сто промчался безрассудно.

Коль «аще», «точию» обычай истребил,

Кто нудит, чтоб ты их опять в язык вводил?

А что из старины поныне неотменно,

То может быть тобой повсюду положенно.

Не мни, что наш язык не тот, что в книгах чтем,

Которы мы с тобой нерусскими зовем.

Он тот же, а когда б он был иной, как мыслишь

Лишь только оттого, что ты его не смыслишь,

Так что ж осталось бы при русском языке?

От правды мысль твоя гораздо вдалеке.

Не знай наук, когда не любишь их, хоть вечно,

А мысли выражать знать надобно, конечно.

❉❉❉❉