Героида Завлох к Оснельде

Несчастливый Завлох ответствует тебе.

Когда угодно то Оснельде и судьбе,

Чтоб он при старости, пришед ко гроба двери,

Лишась почти всего, еще лишился дщери,

Последней отрасли князей пределов сих,

Которы отняты мечем из рук моих,

Что в том не спорит он со злобой части твердой

И подвергается судьбе немилосердой;

Но если хочешь ты, чтоб был я твой отец,

Бори свою любовь и сделай ей конец.

Ты бедствие мое и горести сугубишь.

Подумай ты сама, кого, Оснельда, любишь?

Врага и моего, врага сынов моих.

Брат зла губителя он братиев твоих,

Лишившего меня рукою наглой трона.

Сия против любви мала ли оборона?

Я мню, ты слышала о дни довольно том,

В который поражал Завлоха страшный гром,

Когда по строгости несчастия устава

Кончалося мое спокойствие и слава,

Когда Хоревов брат мою корону брал

И острый меч людей нещадно пожирал.

Когда я в памяти сие возобновляю,

Усугубляю скорбь и раны растравляю.

Дни многи защищал я мужественно град;

Но в день последний весь на нас разверзся ад:

В часы великия на свете перемены

Кий собрал силы все и, приступив под стены,

Махиной тяжкою во стены ударял,

Хотя и множество народа он терял.

Град был со всех сторон в сражении, в осаде.

Пришел последний час; был слышен вопль во граде:

«Помрем, друзья, помрем, иль князя защитим,

За град и за него мы все умреть летим

И презираем смерть; такая смерть приятна,

Превратно счастие; но слава не превратна.

Когда-нибудь умрешь; отбросим смертный страх

И за отечество умрем с мечми в руках!»

Дралися, будто львы, кровь лили, будто воду,

За град и за меня, за честь и за свободу;

Но тщетна мужества рок силы утомил;

Враги вошли во град, Кий стены проломил,

Но я, мои сыны, раби еще дралися,

И силы в мужестве в последний раз бралися.

Трех братиев твоих он пленных умертвил,

Четвертого он сам — и младшего — ловил,

Гнался, как лютый тигр, за ним в отцовом граде

Иль как за агнцем волк без пастыря во стаде,

И, не можа догнать, догнал его стрелой,

Которая его повергла предо мной.

Он пал и обагрил младою кровью землю.

Еще его я глас, еще, увы! я внемлю.

Он томной речию вопил ко мне, стеня:

«Прости, родитель мой, и погреби меня,

Где рок определит тебе дожити время.

Кончается во мне твое, мой отче, племя.

При смерти мне одно на свете только льстит:

Сестры моей супруг злодеям отомстит,

И что Завлохов род Оснельдой обновится!»

Не то, мой сын, не то в сестре твоей явится,

И погребенье ты иное получил:

Кий трупы ваши здесь конями волочил

И на снедение зверям их дал и птицам.

Увы! пристойна ли княжим честь она лицам?

На то ли, ах! на то ль я, чада, вас родил?

А ты, злодей, на то ль, на то ли победил?

Когда вшел Кий во град к паденью нашей чести

И как до матери твоей дошли те вести,

Слезами горькими омыв она тебя,

Упала, умертвив своей рукой себя.

Как наше счастье всё судьбина зла расшибла

И вся спасения надежда уж погибла,

Когда решение послали небеса,

Бежал из города я в темные леса.

Оставше воинство со мною утекало,

Надежду потеряв, убежища искало.

Когда желанныя мы смерти не нашли,

Не со бесчестьем мы, но от бесчестья шли,

И славы мужества мы оным не отринем.

Я странствовал в лесах, шатался по пустыням.

Впоследок предприял оставший мой народ

Идти противу бурь и новых непогод,

Тебя освободить от тяжкия неволи.

Такой ли ожидал Завлох несчастной доли?

И мог ли вобразить когда я то себе,

Что вражью я сыщу любовницу в тебе?

Когда ты дочь моя — так будь великодушна!

А если ты мне враг — Хореву будь послушна!

❉❉❉❉