Судьба

Меж вешних камышей и верб

Отражена ее кручина.

Чуть прозиявший, белый серп

Летит лазурною пустыней —

В просветах заревых огней

Сквозь полосы далеких ливней.

Урод склоняется над пей.

И всё видней ей и противней

Напудренный, прыщавый нос,

Подтянутые, злые губы,

Угарный запах папирос,

И голос шамкающий, грубый,

И лоб недобрый, восковой,

И галстук ярко огневой;

И видит —

где зеленый сук

Цветами розовыми машет

Под ветром, — лапами паук

На паутинных нитях пляшет;

Слетает с легкой быстротой,

Качается, — и вновь слетает,

И нитью бледно-золотой

Качается, а нить блистает:

Слетел, и на цветок с цветка

Ползет по росянистым кочкам.

И падает ее рука

С атласным кружевным платочком;

Платочек кружевной дрожит

На розовых ее коленях;

Беспомощно она сидит

В лиловых, в ласковых сиренях.

Качается над нею нос,

Чернеются гнилые зубы;

Угарной гарью папирос

Растянутые дышат тубы;

Взгляд оскорбительный и злой

Впивается холодной мглой,

И голос раздается грубый:

«Любовницей моею будь!»

Горбатится в вечернем свете

В крахмал затянутая грудь

В тяжелом, клетчатом жилете.

Вот над сафьянным башмачком

В лиловые кусты сирени

Горбатым клетчатым комком

Срывается он на колени.

Она сбегает под откос;

Безумие в стеклянном взгляде…

Стеклянные рои стрекоз

Летят в лазуревые глади.

На умирающей заре

Упала (тяжко ей и дурно)

В сырой росе, как серебре,

Над беломраморною урной.

Уж в черной, лаковой карете

Уехал он…

В чепце зеленом,

В колеблемом, в неверном свете,

Держа флакон с одеколоном,

Старушка мать над ней сидит,

Вся в кружевах, — молчит и плачет.

То канет в дым, то заблестит

Снеговый серп; и задымит

Туманами ночная даль;

Извечная висит печаль;

И чибис в полунощи плачет…

❉❉❉❉