За двести баксов теперь уже не убьют

За двести баксов теперь уже не убьют.

Глядишь, не убьют за триста и за пятьсот.

В расхристанный мир вернулся былой уют,

И сам этот мир глядится подобьем сот.

❉❉❉❉

У каждого в нем ячейка, удел, стезя,

Как учит иерархичный, строгий восток.

Уют без сверчка представить себе нельзя,

А каждый сверчок обязан иметь шесток.

❉❉❉❉

Бывали дни, когда под любым листом —

Компания, стол и дом, и прыжки с шестом;

А нынче — душа по нише, постель жестка:

Сверчок не прыгает выше свово шестка.

❉❉❉❉

Вселенная отвердела, и мой удел —

Эпоха не отпускает своих детей —

Обрел черты, означился. Отвердел

И больше не дразнит веером ста путей.

❉❉❉❉

Что было небо — сделалось потолком,

что было немо — сделалось языком,

Что было «нео» — просит приставку «экс».

Что было «недо» — сделалось «пере». Тэк-с.

❉❉❉❉

Период броженья кончен. Ему вослед

Глядит закат, предсказывая откат.

Довольно с нас и того, что десяток лет

«Е» не всегда равнялось «эм-це-квадрат».

❉❉❉❉

Скоты, уроды, гад, казнокрад, уклад —

Уже явленья природы. Как дождь и град.

Всяк бунт в Отчизне — переворот в гробу.

Отвердеванье жизни — уже в судьбу.

❉❉❉❉

Во всем простота, смиренье, и даль чиста.

Медлительное паренье листа, листа

Разлапистого, под коим построим дом,

Наполненный то покоем, а то трудом.

❉❉❉❉

Мне сладко бродить по этой листве, листве,

вчера — игралищу ветра, теперь — ковру.

Мне сладко думать, что мы состоим в родстве,

Хотя оно и порукой, что я умру.

❉❉❉❉

Скрипят качели, бегает детвора,

проходят пары нежные, как в раю…

О, воздух века, пьяный еще вчера!

О, скрип колеса, попавшего в колею!

❉❉❉❉

Мне, в общем, по нраву и воздух, и колея.

Я выбрал ее по праву. Она моя.

Люблю этот день погожий, листву, траву.

Не трогай меня, прохожий. Я здесь живу.

❉❉❉❉