Осенний ритм

Горька позолота пейзажа.

А сердце слушает жадно.

❉❉❉❉

И сетовал ветер,

окутанный влажной печалью:

— Я плоть поблекших созвездий

и кровь бесконечных далей.

Я краски воспламеняю

в дремотных глубинах,

я взглядами весь изранен

ангелов и серафимов.

Тоскою и вздохами полнясь,

бурлит во мне кровь и клокочет,

мечтая дождаться триумфа

любви бессмертно-полночной.

Я в сгустках сердечной скорби,

меня привечают дети,

над сказками о королевах

парю хрусталями света,

качаюсь вечным кадилом

плененных песен,

заплывших в лазурные сети

прозрачного метра.

❉❉❉❉

В моем растворились сердце

душа и тело господни,

и я притворяюсь печалью,

сумеречной и холодной,

иль лесом, бескрайним и дальним.

❉❉❉❉

Веду я снов каравеллы

в таинственный сумрак ночи,

не зная, где моя гавань

и что мне судьба пророчит.

❉❉❉❉

Звенели слова ветровые

нежнее ирисов вешних,

и сердце мое защемило

от этой тоски нездешней.

❉❉❉❉

На бурой степной тропинке

в бреду бормотали черви:

❉❉❉❉

— Мы роем земные недра

под грузом тоски вечерней.

О том, как трещат цикады

и маки цветут — мы знаем,

и сами в укромном логе

на арфе без струн играем.

О, как идеал наш прост,

но он не доходит до звезд!

А нам бы — мел собирать,

и щелкать в лесах, как птицы,

и грудью кормить детей,

гулять по росе в медунице!

❉❉❉❉

Как счастливы мотыльки

и все, что луной одеты,

кто вяжет колосья в снопы,

а розы — в букеты.

И счастлив тот, кто, живя

в раю, не боится смерти,

и счастлив влюбленный в даль

крылато-свободный ветер.

И счастлив достигший славы,

не знавший жалости близких,

кому улыбнулся кротко

наш братец Франциск Ассизский.

Жалкая участь —

не понять никогда,

о чем толкуют

тополя у пруда.

❉❉❉❉

Но им дорожная пыль

ответила в дымке вечерней:

— Взыскала вас щедро судьба,

вы знаете, что вы черви,

известны вам от рожденья

предметов и форм движенье.

Я ж облачком за странником

в лучах играю, белая,

мне бы в тепле понежиться,

да падаю на землю я.

❉❉❉❉

В ответ на жалобы эти

деревья сказали устало:

— А нам в лазури прозрачной

парить с малолетства мечталось.

Хотелось летать орлами,

но мы разбиты грозою!

— Завидовать нам не стоит! —

раздался клекот орлиный,

лазурь ухватили звезды

когтями из ярких рубинов.

А звезды сказали: — За нами

лазурь схоронилась где-то… —

А космос: — Лазурь замкнута

надеждой в ларец заветный. —

Ему надежда ответила

из темного бездорожья:

— Сердечко мое, ты бредишь! —

И сердце вздохнуло:

— О боже!

❉❉❉❉

Стоят тополя у пруда,

и осень сорвала их листья.

❉❉❉❉

Мерцает серебряной чернью вода

средь пыли дорожной и мглистой.

А черви уже расползлись кто куда,

им что-то, наверное, снится.

Орлы укрываются в гнездах меж скал.

Бормочет ветер: — Я ритм вечный! —

Слышны колыбельные песни в домах,

и блеет отара овечья.

❉❉❉❉

На влажном лике пейзажа

моршин проступают сети —

рубцы от задумчивых взглядов

давно истлевших столетий.

❉❉❉❉

Пока отдыхают звезды

на темно-лазурных простынях,

я сердцем вижу свою мечту

и тихо шепчу:

— О господи!

О господи, кому я молюсь?

Кто ты, скажи мне, господи!

❉❉❉❉

Скажи, почему нет нежности ходу,

и крепко надежде спится,

зачем, вобрав в себя всю лазурь,

глаза смежают ресницы?

❉❉❉❉

О, как мне хочется закричать,

чтоб сльшал пейзаж осенний,

оплакать свой путь и свою судьбу,

как черви во мгле вечерней.

Пускай вернут человеку Любовь,

огромную, как лазурь тополевой рощи,

лазурь сердец и лазурь ума,

лазурь телесной, безмерной мощи.

❉❉❉❉

Пускай мне в руки отмычку дадут —

я ею вскрою сейф бесконечности

и встречу бесстрашно и мудро смерть,

прихваченный инеем страсти и нежности.

Хотя я, как дерево, расколот грозой,

и крик мой беззвучен, и листьев в помине нет,

на лбу моем белые розы цветут,

а в чаше вино закипает карминное.

❉❉❉❉