Невесомая

1

В этот вечер рыба не клевала,

И мой стоящий галиот

Плыл в финский эпос «Калевала»:

Мечта свершала свой полет,

И несмотря на то, что лодку

Держали цепко якорьки

И по соседнему болотку

Бродили странные зверьки,

Мысль отвлекавшие, — на это,

Я повторяю: не смотря, —

Междупланетная комета,

Мечта летала, лёт быстря,

Моих озерных игр Прилепа

С тоской рванула поплавок:

Так был нарушен финский эпос,

Который дать поэзу мог…

Зевнув, удилище сложила

И положила в галиот;

Терпенье истощив, решила:

«Сегодня рыба не клюет.

Домой не хочется, однако:

Люблю на озере закат.

Побудем на воде до мрака, —

Вернемся к ужину назад.

Снимайся с якоря. Приякорь

В Янтарной бухте, встав под скат,

Где, помнишь, как-то куропаток

Вспугнули мы, а сам меж тем

Мне расскажи про психопаток:

Ты, знаю, мастер этих тем»…

Возможно ль отказать Прилепе

В пустячной просьбе? Почему ж

Моих былых великолепий

Не вспомнить маленькую чушь?…

2

— Среди моих «северянисток»,

Я помню, были две сестры,

Которых медицинский выступ —

До времени и до поры —

Их, этих дев, в меня влюбленных,

Привел бы в дом умалишенных…

Они прислали пару дюжин

Мне писем, бегали вослед.

Одна из этих двух «жемчужин»

Подписывалась Violette

И даже приезжала в Тойлу,

Когда в пятнадцатом году

Я жил на даче там, но «ой-ру»

Я не люблю, ей на беду,

Предпочитая «ой-ре» этой

Нео-классический балет…

И вот — осталась нераздетой,

Раздеться жаждя, Violette…

Что делать? Пьян иною «вишней

В вине» я был тогда, и сон

Иной я видел. Так излишне

Истратилась на пансион

Девица, проживя неделю,

Мне назначая rendez-vous…

Ответного не вызвав хмелю,

Она вернулась на Неву.

О, с лентой черною букеты,

Подброшенные на крыльцо!

О, незнакомой Виолетты

Невиданное мной лицо!

3

Ее сестра была смелее,

И вот в один несчастный день

Вдруг появилась на аллее

«Ивановки», как дребедень:

Лет сорока пяти, очкаста,

С бульдожьим ртом, бледна, как мел,

Она себе сказала: «Баста

Мечтать: да будет шаг мой смел!»

И потому, без приглашенья,

Не будучи знакома, вдруг,

Как очень скверное виденье,

Явилась; вызвав мой испуг.

Моя жена (не ты, Прилепа, —

Была другая — тип Зизи…)

Шепнула: «Как она нелепа,

И как трудны твои стези!..»

Приехавшая психопатка

Мне отпустила комплимент,

Глаза закатывая сладко:

«Вы — колоссальный декадент»…

Твердила о своем восторге

Пред «царственным» моим стихом

И голосом кабацких оргий

Читала, пополам с грехом,

Мне самому мои пиесы

На мой же собственный мотив!..

И из себя, как поэтессы,

Шипела, как локомотив,

Бездарные стереотипы,

Аляповатые клише…

Ах, эти «цоканья» и «всхлипы»

Мне были так не по душе!

4

Я видел: между нами бездна,

Но я молчал, молчал любезно,

Давно приняв рецепт Гюго:

С бездарью ссора бесполезна

И не изменит ничего; —

Бездарь не прекратит писанья,

Какое б ты ей резюме

Ни наложил; храни молчанье:

Она себе ведь на уме…

Когда какой-нибудь поэтик

Стихами донимал Гюго,

Гюго, стихи бросая эти,

К себе любезно звал его,

В изысканнейших выраженьях

Благодаря его в письме

За «истинное наслажденье»,

За «луч, сияющий во тьме»…

Когда ж «на зов» версификатор

Шел «в гости», пьяный от похвал,

Величественный триумфатор

Поэтика не принимал…

Но я доступностью недаром

Известен был на всю страну…

Ах, я писателям поджарым

Не намекал: «Я вас турну…»

Всех принимая, слушал стойко, —

До обморока иногда…

Меня дурманили, как стойка

В трактире, эти господа!

Ты знаешь? эта графоманка

Себе избрала псевдоним

Шокирующий: «Северянка» —

И стала действовать под ним!

5

Хрустя, как бы жуя галеты,

Она читала ерунду.

Я, ради смеха, приведу

Пародию на те куплеты:

«Я лыжебежец и гарцор!

Я грежу ль? да! о мглистый сланец

Моих разбегов льдяный танец…»

И дальше в этом роде вздор.

В какой вошла она азарт

И совершенно позабыла.

Что выкрала, в разгаре пыла,

«Моих разбегов льдяный старт»

Из моего стихотворенья,

Одно лишь слово изменя…

Но я не высказал сомненья,

Что эта строчка из меня!

Она подумала, должно быть,

Что я не знал своих стихов…

Когда пускает лампа копоть,

Фитиль я приспустить готов…

А если это с опозданьем,

Придется открывать окно…

Так и с назойливым созданьем

Мне было поступить дано,

Но то впоследствии… Об этом

Скажу всего в двух-трех словах.

Вообразя себя поэтом,

Она твердила о стихах

Весьма решительно и нагло,

Пока однажды не иссякла,

Когда я сделал некий «взмах»…

6

Один хороший мой знакомый,

Большой ироник и шутник,

Над поэтессой невесомой

Смеясь в душе своей, поник

Для вида грустно головою,

И на вопрос ее, что с ним, —

Ответил: «Занят я вдовою, —

Царицей Ингрид я томим.

Мне кажется, не с Вас ли Ингрид

Написана? признайтесь мне…»

И поэтесса глаз своих тигрит,

Оставшись с ним наедине:

«Да что Вы? разве я похожа

На королеву?» — говорит.

И вдруг решает: «Hy, так что же?

Конечно, это я — Ингрид!»

С тех пор (о, бедная поэма!

О, бедная моя мечта!)

Воробушкина ищет крэма

Для носа, носом занята.

Воробушкина королевой

Мнит не шутя себя, — всерьез

И, будучи престарой девой,

Томится от запретных грез.

О, раз Воробушкина — Ингрид,

Конечно, Эрик — сам поэт!..

И снова взор она свой тигрит,

Слагая тигровый куплет…

7

Она приходит к нам так часто,

Что чаще трудно приходить…

Она по-прежнему очкаста,

Еще очкастей, может быть!..

Она такие «куры строит»,

Что вспугивает даже кур,

Она так охает, так ноет,

Что Эрик был не белокур,

А «вроде Вас — шатен кудрявый…

И римский профиль… как у Вас…»

С такой ухмылкою лукавой

Подмигивает сивый глаз,

Что я в отчаяньи тоскую

И до упаду хохочу,

Смотря на Ингрид, но такую,

Какую вовсе не хочу…

8

Могло бы это продолжаться

До бесконечности, но раз

Пришлось заночевать остаться

Версификаторше у нас.

Но прежде чем уснуть в столовой,

Она спросила у жены:

«Ваш муж, не правда ли, бедовый?

Вы поручиться мне должны,

Что выйду…» Легкая заминка

В ее чудовищных словах.

О, святость фразы Метэрлинка

В гнилых кощунственных устах!

А утром с наглою ухмылкой

Смотрела прямо мне в глаза,

Игриво помахала вилкой,

Рот по привычке облизав…

И вдруг внезапно вопросила,

Что называется, врасплох:

«Не правда ль, я большая сила

И стих мой далеко не плох?»

Но я, женой предупрежденный

О фразе дерзостно-больной,

Сказал, сердито раздраженный

Всей этой вздорной чепухой,

О всем о том, что накипело

В глубинах сердца моего,

Чего сказать бы не посмела

Корректность Виктора Гюго!

9

Я разобрал ее стихозы

«По косточкам», как говорят,

Все эти «розы» и «березы»,

Поставил все «заставки» в ряд, —

Все эти «алые закаты»,

Все эти «шумные моря».

Все эти «пышные палаты», —

Всю дрянь, короче говоря!

И указал, какой шутихой

Она является у нас…

Воробушкина стала тихой,

Как бы готовясь «ананас, —

Как метко выразился Белый, —

С размаха в небо запустить»…

Да, стала тихой, оробелой,

Казалось, жаждущей грустить…

И вдруг, с ухмылкой нездоровой,

Шепнула, потупляя глаз:

«Вы оттого такой суровый,

Что до сих пор не отдалась

Я Вам, как этого Вы ждали…

Сознайтесь, ждали ведь?» — Мой смех,

Прилепа, слышен был из дали,

Из дали дней далеких тех.

* * *

Я, хохоча, срывал морошку.

Жена, со смехом в свой черед,

Готовясь «размотать дорожку»,

Сказала: «Полный ход вперед!»

❉❉❉❉