Открытка с тостом

Н. И. 
 
Желание горькое — впрямь! 
свернуть в вологодскую область, 
где ты по колхозным дворам 
шатаешься с правом на обыск. 
Все чаще ночами, с утра 
во мгле, под звездой над дорогой. 
Вокруг старики, детвора, 
глядящие с русской тревогой. 
 
За хлебом юриста — земель 
за тридевять пустишься: власти 
и — в общем-то — честности хмель 
сильней и устойчивей страсти. 
То судишь, то просто живешь, 
но ордер торчит из кармана. 
Ведь самый длиннейший правеж 
короче любви и романа. 
 
Из хлева в амбар,— за порог. 
Все избы, как дырки пустые 
под кружевом сельских дорог. 
Шофер посвящен в понятые. 
У замкнутой правды в плену, 
не сводишь с бескрайности глаза, 
лаская родную страну 
покрышками нового ГАЗа. 
 
Должно быть, при взгляде вперед, 
заметно над Тверью, над Волгой: 
другой вырастает народ 
на службе у бедности долгой. 
Скорей равнодушный к себе, 
чем быстрый и ловкий в работе, 
питающий в частной судьбе 
безжалостность к общей свободе. 
 
… За изгородь в поле, за дом, 
за новую русскую ясность, 
бредущую в поле пустом, 
за долгую к ней непричастность. 
Мы — памятник ей, имена 
ее предыстории — значит: 
за эру, в которой она 
как памятник нам замаячит. 
 
Так вот: хоть я все позабыл, 
как водится: бедра и плечи, 
хоть страсть (но не меньше, чем пыл) 
длинней защитительной речи, 
однако ж из памяти вон,— 
хоть адреса здесь не поставлю, 
но все же дойдет мой поклон, 
куда я его ни направлю. 
 
За русскую точность, по дну 
пришедшую Леты, должно быть. 
Вернее, за птицу одну, 
что нынче вонзает в нас коготь. 
За то что… остатки гнезда… 
при всей ее ясности строгой… 
горят для нее как звезда… 
Да, да, как звезда над дорогой.

❉❉❉❉