Шеймусу Хини

Я проснулся от крика чаек в Дублине.  
На рассвете их голоса звучали  
как души, которые так загублены,  
что не испытывают печали.  
Облака шли над морем в четыре яруса,  
точно театр навстречу драме,  
набирая брайлем постскриптум ярости  
и беспомощности в остекленевшей раме.  
В мертвом парке маячили изваяния.  
И я вздрогнул: я — дума, вернее — возле.  
Жизнь на три четверти — узнавание  
себя в нечленораздельном вопле  
или — в полной окаменелости.  
Я был в городе, где, не сумев родиться,  
я еще мог бы, набравшись смелости,  
умереть, но не заблудиться.  
Крики дублинских чаек! конец грамматики,  
примечание звука к попыткам справиться  
с воздухом, с примесью чувств праматери,  
обнаруживающей измену праотца —  
раздирали клювами слух, как занавес,  
требуя опустить длинноты,  
буквы вообще, и начать монолог свой заново  
с чистой бесчеловечной ноты.  

❉❉❉❉

1990  

❉❉❉❉

* Стихотворение отсутствует в СИБ.  

❉❉❉❉