Стояли холода, и шел «Тристан»

Стояли холода, и шел «Тристан».  
В оркестре пело раненое море,  
Зеленый край за паром голубым,  
Остановившееся дико сердце.  
Никто не видел, как в театр вошла  
И оказалась уж сидящей в ложе  
Красавица, как полотно Брюллова.  
Такие женщины живут в романах,  
Встречаются они и на экране…  
За них свершают кражи, преступленья,  
Подкарауливают их кареты  
И отравляются на чердаках.  
Теперь она внимательно и скромно  
Следила за смертельною любовью,  
Не поправляя алого платочка,  
Что сполз у ней с жемчужного плеча,  
Не замечая, что за ней упорно  
Следят в театре многие бинокли…  
Я не был с ней знаком, но все смотрел  
На полумрак пустой, казалось, ложи…  
Я был на спиритическом сеансе,  
Хоть не люблю спиритов, и казался  
Мне жалким медиум — забитый чех.  
В широкое окно лился свободно  
Голубоватый леденящий свет.  
Луна как будто с севера светила:  
Исландия, Гренландия и Тулэ,  
Зеленый край за паром голубым…  
И вот я помню: тело мне сковала  
Какая-то дремота перед взрывом,  
И ожидание, и отвращенье,  
Последний стыд и полное блаженство…  
А легкий стук внутри не прерывался,  
Как будто рыба бьет хвостом о лед…  
Я встал, шатаясь, как слепой лунатик,  
Дошел до двери… Вдруг она открылась…  
Из аванложи вышел человек  
Лет двадцати, с зелеными глазами;  
Меня он принял будто за другого,  
Пожал мне руку и сказал: «Покурим!»  
Как сильно рыба двинула хвостом!  
Безволие — преддверье высшей воли!  
Последний стыд и полное блаженство!  
Зеленый край за паром голубым!  

❉❉❉❉

1925  

❉❉❉❉