Мрак. Тьма

Я видел сон, который не совсем был сон.[1]

Блестящее солнце потухло, и звезды

темные блуждали по беспредельному пространству,

без пути, без лучей; и оледенелая земля

плавала, слепая и черная, в безлунном воздухе.

Утро пришло и ушло — и опять пришло и не принесло дня;

люди забыли о своих страстях

в страхе и отчаянии; и все сердца

охладели в одной молитве о свете;

люди жили при огнях, и престолы,

дворцы венценосных царей, хижины,

жилища всех населенцев мира истлели вместо маяков;

города развалились в пепел,

и люди толпились вкруг домов горящих,

чтоб еще раз посмотреть друг на друга;

счастливы были жившие противу волканов,

сих горных факелов; одна боязненная надежда

поддерживала мир; леса были зажжены —

но час за часом они падали и гибли,

и треща гасли пни — и всё было мрачно.

Чела людей при отчаянном свете

имели вид чего-то неземного,

когда случайно иногда искры на них упадали.

Иные ложились на землю и закрывали глаза и плакали;

иные положили бороду на сложенные руки и улыбались;

а другие толпились туда и сюда,

и поддерживали в погребальных кострах пламя,

и с безумным беспокойством

устремляли очи на печальное небо,

подобно савану одевшее мертвый мир, и

потом с проклятьями снова

обращали их на пыльную землю,

и скрежетали зубами и выли;

и птицы кидали пронзительные крики,

и метались по поверхности земли,

и били тщетными крылами;

лютейшие звери сделались смирны и боязливы;

и змеи, ползая, увивались между толпы, шипели,

но не уязвляли — их убивали на съеденье люди;

и война, уснувшая на миг, с новой силой возобновилась;

пища покупалась кровью,

и каждый печально и одиноко сидел,

насыщаясь в темноте; не оставалось любви;

вся земля имела одну мысль:

это смерть близкая и бесславная;

судороги голода завладели утробами, люди умирали,

и мясо и кости их непогребенные валялись;

тощие были съедены тощими;

псы нападали даже на своих хозяев,

все, кроме одного, и он был верен его трупу

и отгонял с лаем птиц и зверей и людей голодных,

пока голод не изнурял или новый труп не привлекал их алчность;

он сам не искал пищи, но с жалобным и протяжным воем

и с пронзительным лаем лизал руку,

не отвечавшую его ласке, — и умер.

Толпа постепенно редела;

лишь двое из обширного города

остались вживе — и это были враги;

они встретились у пепла алтаря,

где грудой лежали оскверненные церковные утвари;

они разгребали и, дрожа,

подымали хладными сухими руками теплый пепел,

и слабое дыханье немного продолжалось и произвело

как бы насмешливый чуть видный огонек;

тогда они подняли глаза при большем свете

и увидали друг друга — увидали, и издали вопль и умерли,

от собственного их безобразия они умерли, не зная,

на чьем лице голод начертал: враг.

Мир был пуст, многолюдный и могущий

сделался громадой безвременной,

бестравной, безлесной, безлюдной,

безжизненной, громадой мертвой,

хаосом, глыбой праха; реки, озера, океан были недвижны,

и ничего не ворочалось в их молчаливой глубине;

корабли без пловцов лежали,

гния, в море, и их мачты падали кусками;

падая, засыпали на гладкой поверхности;

скончались волны; легли в гроб приливы,

луна, царица их, умерла прежде;

истлели ветры в стоячем воздухе, и облака погибли;

мрак не имел более нужды

в их помощи — он был повсеместен.

❉❉❉❉