В винном отделе

Отец, изъеденный похмельем,

стучал стеклом и серебром.

Другие пьяницы шумели

и пахли мертвым табаком,

Подвал напоминал ущелье,

откуда небо кажется стеклом.

❉❉❉❉

Ребенок в пурпурной каталке,

в багряных язвах аллергии

сидел, как чучело страданья,

текущего через другие

бессмысленные воды…

❉❉❉❉

Предметы плавали, не достигая дна

расплавленных и слабых глаз.

А там, на дне, труба гудела

и ветер выл. Он был

Больной Король,

хозяин зданья,

где раз в тысячелетие и реже

под музыки нездешнее бряцанье

за святотатственным Копьем

несут болезненную Чашу.

Где плоть, как разум, изнывает.

❉❉❉❉

Зачем, зачем? – труба взывает

из глаз его полузакрытых, –

зачем, доколе будет смерть лакать

живую кровь? зачем несправедливость

мне сердце обвивает, как питон?

Я не Геракл, я сам, как сон.

И сам из-под пяты взвиваюсь,

над язвами Земли Святой

безумным терном обвиваюсь,

❉❉❉❉

когда неслышными шагами

под музыку, идущую кругами,

за святотатственным Копьем

несут болезненную Чашу –

❉❉❉❉

и, погибая, сердце наше

мы сами, словно оцет, пьем!

❉❉❉❉

Зачем, зачем! – труба взывает, –

мне жизнь, как печень, разрывают?

доколе мне в скале гореть?

доколе будет смерть гудеть?

и с искрами свистеть, взлетая,

земля, от крови золотая?

и все, что было, будет впредь…

❉❉❉❉