Послание к М. Т. Каченовскому

Перед судом ума сколь, Каченовский! жалок

Талантов низкий враг, завистливый зоил.

Как оный вечный огнь при алтаре весталок,

Так втайне вечный яд, дар лютый адских сил,

В груди несчастного неугасимо тлеет.

На нем чужой успех, как ноша, тяготеет;

Счастливца свежий лавр — колючий терн ему;

Всегда он ближнего довольством недоволен

И, вольный мученик, чужим здоровьем болен.

Где жертв не обрекла господству своему

Слепая зависть, дочь надменности ничтожной?

Известности боясь, змеею осторожной

Ползет, роняя вслед яд гнусной клеветы.

В шатрах, в дому царей, в уборной красоты

Свирепствует во тьме коварная зараза;

Но в мирной муз семье, средь всадников Пегаса

Господствует она свирепей во сто крат;

В Элизий скромных дев внесен мятежный ад.

Будь музы сестры, так! но авторы не братья;

Им с Каином равно на лбу печать проклятья

У многих врезала ревнивая вражда.

Достойным похвала — ничтожеству обида.

«Скучаю слушать я, как он хвалим всегда!» —

Вопрошенный, сказал гонитель Аристида,

Не зная, как судить, ничтожные бранят

И, понижая всех, возвыситься хотят.

От Кяхты до Афин, от Лужников до Рима

Вражда к достоинству была непримирима.

Она в позор желез от почестей двора

Свергает Миниха, сподвижника Петра,

И, обольщая ум Екатерины пылкой,

Радищева она казнит почетной ссылкой.

На Велисария дерзает меч простерть,

И старцу-мудрецу в тюрьме подносит смерть.

Внемлите, как теперь _пугливые невежды_ {*}

{* Прекрасное выражение Ломоносова.}

Поносят клеветой высоких душ надежды.

На светлом поприще гражданского ума

Для них лежит еще предубеждений тьма,

Враги того, что есть, и новых бед пророки

Успехам наших дней старинных лет пороки

Дерзают предпочесть в безумной слепоте

И правдой жертвовать обманчивой тщете.

В превратном их уме свобода — своевольство!

Глас откровенности — бесстыдное крамольство!

Свет знаний — пламенник кровавый мятежа!

Паренью мысли есть извечная межа,

И, к ней невежество приставя стражей хищной,

Котят сковать и то, что разрешил всевышний.

«Заброшен я в пыли, как старый календарь, —

Его наперерыв читают чернь и царь;

Разнообразен он в роскошестве таланта —

Я сухостью сожжен бесплодного педанта.

Чем отомщу ему? Орудьем клеветы!» —

Сказал поденный враль и тискать стал листы.

Но может ли вредить ревнивый пустомеля?

Пусть каждый следует примеру Фонтенеля.

«Взгляни на сей сундук, — он другу говорил,

Которого враньем ругатель очернил. —

Он полон на меня сатир и небылицы,

Но в них я ни одной не развернул страницы».

Зачем искать чужих примеров? — скажешь ты,

Нас учит Карамзин презренью клеветы.

На вызов крикунов — со степени изящной

Сходил ли он в ряды, где битвой рукопашной

Пред праздною толпой, как жадные бойцы,

Свой унижают сан прекрасного жрецы?

Нет! Презря слабых душ корыстные управы,

Он мелкой личностью не затмевает славы;

Пусть скукой и враньем торгующий зоил,

Бессильный поражать плод зрелый зрелых сил,

Что день, под острие кладет тупого жала

Досугов молодых счастливые начала;

Пусть сей оценщик слов и в азбуке знаток

Теребит труд ума с профессорских досок,

Как поседевшая в углах архивы пыльной

Мышь хартии грызет со злостью щепетильной.

На славу опершись, не занятый молвой,

Он с площадным врагом не входит в низкий бой;

На рубеже веков наш с предками посредник,

Заветов опыта потомкам проповедник,

О суточных вралях ему ли помышлять?

Их жалкий жребий — чернь за деньги забавлять,

Его — в потомстве жить, взывая к жизни древность.

Ты прав. Еще пойму соперничества ревность:

Корнелию бы мог завидовать Расин,

Жуковский Байрону, Фонвизину Княжнин.

В безбрежных областях надоблачной державы

Орел не поделит с другим участка славы,

На солнце хочет он один отважно зреть;

Иль смерть, иль воздуха господство бессовместно,

И при сопернике ему под небом тесно.

У льва кровавый тигр оспоривает снедь.

Но кто, скажите мне, видал, чтоб черепаха

Кидалась тяжело с неловкого размаха

И силилась орлу путь к солнцу заслонить?

Нам должно бы умней тупых животных быть,

А каждый день при нас задорные пигмеи,

В союзе с глупостью, сообразя затеи,

Богатырей ума зовут на бой чернил,

Нахальством ополчась за недостатком сил.

Ошибки замечай: ошибки людям сродны;

Но в поучении пусть голос благородный

И благородство чувств показывает нам.

Ты хочешь исправлять, но будь исправен сам.

Уважен будешь ты, когда

других уважишь.

Когда ж и правду ты языком злости скажешь,

То правды светлый луч, как в зеркале кривом,

Потускнет под твоим завистливым пером.

Случалось и глупцу отыскивать пороки,

Но взвесить труд ума лишь может ум высокий,

Насмешки резкие — сатиры личной зло:

Цветами увивал их стрелы Боало.

В ком нравиться есть дар, тот пусть один злословит,

Пчела и жалит нас, и сладкий мед готовит;

Но из вреда вредить комар досадный рад.

Докучного ушам, презренного на взгляд,

Его без жалости охотно давит каждый.

Слепцы! К чему ведет тоска завистной жажды,

Какой богатый плод приносит вам раздор?

Таланту блеск двойной, а вам двойной позор,

Успех есть общая достоинств принадлежность;

К нему вожатые — дар свыше и прилежность.

Врагов не клеветой, искусством победи;

Затми их светлый лавр, и лавр твой впереди:

Соревнованья жар источник дел высоких,

Но ревность — яд ума и страсть сердец жестоких.

Лишь древо здравое дать может здравый плод,

Лишь пламень чистый в нас таланта огнь зажжет.

Счастлив, кто мог сказать: «Друзей я в славе нажил,

Врагов своих не знал, соперников уважил.

Искусства нас в одно семейство сопрягли,

На ровный жребий благ и бедствий обрекли.

Причастен славе их, они моей причастны:

Их днями ясными мои дни были ясны».

Так рядом щедрая земля из влажных недр

Растит и гордый дуб и сановитый кедр.

Их чела в облаках, стопы их с адом смежны;

Природа с каждым днем крепит союз надежный,

И, сросшийся в один, их корень вековый

Смеется наглости бунтующих стихий.

Столетья зрят они, друг другом огражденны,

Тогда как в их тени, шипя, змеи презренны,

Междоусобных ссор питая гнусный яд,

Нечистой кровию подошвы их багрят.

❉❉❉❉