Сибирякову (Рожденный мирты рвать и спящий на соломе)

Рожденный мирты рвать и спящий на соломе,

В отечестве поэт, кондитор в барском доме!

Другой вельможам льстит, а я пишу к тебе,

Как смел, Сибиряков, ты, вопреки судьбе,

Опутавшей тебя веригами насилья, —

Отважно развернуть воображенью крылья?

И, званьем раб, душой — к свободе вознестись?

«Ты мыслить вздумал? Ты? Дружок! перекрестись, —

Кричит тебе сын тьмы, сиятельства наследник, —

Не за перо берись: поди надень передник;

Нам леденцы вкусней державинских стихов.

О век! Злосчастный век разврата и грехов!

Всё гибнет, и всему погибель — просвещенье:

С трудом давно ль скреплял в суде определенье

Приявший от небес дворянства благодать,

А ныне: уж и чернь пускается в печать!

Нет! нет! Дворянских глаз бесчестить я не буду.

Другой тебя читай: я чести не забуду.

Нам памятен еще примерный тот позор,

Как призрен был двором беглец из Холмогор.

Пожалуй, и тебе, в сей век столь ненавистный,

В вельможах сыщется заступник бескорыстный,

❉❉❉❉

И мимо нас, дворян, как дерзкий тот рыбарь,

Ты попадешь и в честь, и в адрес-календарь».

Так бредит наяву питомец предрассудка

За лакомым столом, где тяжестью желудка

Отяжелела в нем пустая голова.

Тебя, Сибиряков! не тронут те слова.

Стыдя спесь общества, ты оправдал природу;

В неволе ты душой уразумел свободу,

И целью смелою начертанный твой стих

Векам изобличит гонителей твоих.

Свобода не в дворцах, неволя не в темницах;

Достоинство в душе — пустые званья в лицах.

Пред взором мудреца свет — пестрый маскерад,

Где жребием слепым дан каждому наряд;

Ходули подхватя, иной глядит вельможей,

А с маскою на бал он выполз из прихожей.

Сорви одежду! — пыль под мишурой честей,

И первый из вельмож последний из людей.

Природа не знаток в науке родословной

И раздает дары рукой скупой, но ровной.

Жалею я, когда судьбы ошибкой злой

Простолюдин рожден с возвышенной душой

И свойств изящных блеск в безвестности тускнеет;

Но злобою мой ум кипит и цепенеет,

Когда на казнь земле и небесам в укор

Судьба к честям порок возводит на позор.

Кто мыслит, тот могущ, а кто могущ — свободен.

Пусть рабствует в пыли лишь тот, кто к рабству сроден.

Свобода в нас самих: небес святый залог,

Как собственность души, ее нам вверил бог!

И не ее погнет ярмо земныя власти;

Одни тираны ей: насильственные страсти.

Пусть дерзостный орел увяз в плену силка,

Невольник на земле, он смотрит в облака;

Но червь презрительный, отверженец природы,

Случайно взброшенный порывом непогоды

В соседство к небесам, на верх Кавказских гор

Ползет и в гнусный прах вперяет робкий взор.

И ты, Сибиряков, умерь прискорбья пени,

Хотя ты в обществе на низшие ступени

Засажен невзначай рождением простым,

Гордись собой! А спесь ты предоставь другим.

Пусть барин чванится дворянским превосходством,

Но ты довольствуйся душевным благородством.

Взгляни на многих бар, на гордый их разврат,

И темный жребий свой благослови стократ.

Быть может, в их чреде светильник дарованья

Потухнул бы в тебе под гнетом воспитанья.

Утратя бодрость чувств, заимствовал бы ты,

Быть может, праздность их и блажь слепой тщеты.

Ты стал бы, как они, в бесчувствии глубоком

На участь братиев взирать холодным оком

И думать, что творец на то и создал знать,

Чтоб кровью ближнего ей нагло торговать;

Что черни дал одни он спины, барству — души,

Как дал рога быку, а зайцу только уши;

Что жизнь он в дар послал для бар и богача,

Другим взвалил ее, как ношу на плеча;

И что всё так в благом придумано совете,

Чтоб был немногим рай, а многим ад на свете.

Счастлив, кто сам собой взошел на высоту:

Рожденный на верхах всё видит на лету;

Надменность или даль его туманит зренье,

За правду часто он приемлет заблужденье;

Обманываясь сам, страстями ослеплен,

Доверчивость других обманывает он.

Но ты страшись его завидовать породе,

Ты раб свободный, он — раб жалкий на свободе.

❉❉❉❉