Мелодия возвращения

Мне не о чем грустить, все шито-крыто,

и жизнь моя размеренна, как повесть.

Я как Иона здесь, хоть не рычит, а

стучит колесами огромный поезд.

Я стал суров, мне нынче не до шуток,

к родным местам ведёт меня дорожка.

И вот уже почти что двое суток

под стук колёс таращусь я в окошко.

Гляжу на мир, как снайпер из укрытья,

и разрешаю в мыслях теорему,

что дома первым делом брошу пить я

и напишу прекрасную поэму.

❉❉❉❉

Как мотылек, порхает занавеска

с клеймом «Алтай», которой нету краше.

Суровый врач сказал мне очень веско,

что отдых мне необходим, что «ваши

нервишки в состоянии негодном».

И вот теперь поэт и обыватель

стоит, как урна, в тамбуре холодном,

где никому не скажешь: «Эй, приятель!»

А скажешь — ни ответа, ни «Привета».

Все тихо, лишь вода бурлит в сортире,

да теплится бычок в губах поэта,

немотствующих в этом грустном мире.

❉❉❉❉

Я помню о столице чудо-бредни,

и как потом с бесстрастием верблюда

купил билет и, как Улисс последний,

бельишко прихватив, свалил отсюда.

Я вспоминаю ночь, когда прощались,

и как потом колеса били presto,

давлю бычок ногой и возвращаюсь

в слезах на пятьдесят второе место.

❉❉❉❉

Торчу в вагоне, как брильянт в компосте,

как сарацин в обозе тамплиеров.

Здесь великан грустит о малом росте,

и время тяготит пенсионеров.

Мне по карману только эти сани.

Я не давлюсь икрой в купейном лоске.

Я завтракал хот-догами в Казани,

а пиво пил под вечер в снежном Омске.

❉❉❉❉

Проносятся холмы и перелески.

В натопленном вагоне пахнет Крымом.

И речек очертанья слишком резки

для глаз моих, омытых сизым дымом.

Жую лаваш, разглядываю лица.

Богиней в униюбке из лавсана

разносит черный кофе проводница

с великолепным именем Оксана.

Девическую грудь, что темной ночкой

ласкает неизвестный мне счастливчик,

обтягивает тонкая сорочка.

И сквозь нее просвечивает лифчик.

❉❉❉❉

Стихи… они как жизнь, не терпят фальши.

Я б мог с Цирцеей, не боясь накладок,

сравнить цивилизацию, и дальше —

свиней с людьми, но «милые, нельзя так».

Наш мир — корабль. (Прежний образ — лажа.)

И я, торча в нем в качестве балласта,

люблю людей не в виде антуража,

люблю за то, что есть они, и баста.

❉❉❉❉

Пусть гадским километрам нет предела,

но за окошком облака, как горы.

И стук колес стал мягче, и стемнело,

и мелодичней стали разговоры.

«Ты зря так, можно было просто высечь…»

«Взгляни: закатом горизонт распорот…»

«Недавно потеряла двадцать тысяч…»

«Дочь замужем, а сын уехал в город…»

«Но ведь растет народонаселенье,

твои индусы, брат, не замечают?

Вот наши души — новые творенья?

Иль это прежние, дробясь, мельчают?»

❉❉❉❉

Я тоже сам с собой веду беседу,

не чувствуя ни нежности, ни злобы,

о том, что завтра утром я приеду,

приеду, а приехав хорошо бы,

чтобы тоска вконец не одолела,

прийти к друзьям, острить, смотреть им в лица.

И завести подругу, чтоб жалела,

и может быть, потом на ней жениться.

❉❉❉❉

От сих до этих отмахав Расею,

хоть на цитаты был всегда неловок,

теперь могу, подобно Одиссею,

сказать, как я устал от остановок.

Что на последних метрах марафона

рябит в душе от долгих заморочек,

что путь до цели, как стрела Зенона,

в пространстве я выкладывал из точек.

❉❉❉❉

Пространству за окном не видно края.

Уже два дня, торча как на иголках,

мы пьем вино, куражимся, болтаем

и давим храпаря на мягких полках.

Вот так лежим и в ус не дуем, нам де,

как поросятам волк, не страшен Кронос,

мы время убива… Хотя по правде,

не мы его, конечно, а оно нас.

❉❉❉❉

Я вредной Музой съеден с потрохами,

хоть в роли барда многого не стою,

но, как Орфей, неловкими стихами

пытаюсь разобраться с пустотою.

Покуда вою — нежить не достанет,

и с лирою под мышкой мир не тесен.

Возможно, что кому-нибудь да станет

теплее от моих печальных песен.

❉❉❉❉

P.S.

Семнадцать тридцать. Снова остановка.

Глотаю чай, закусываю сыром.

Как ни крути, а поезд есть веревка,

которою нас связывают с миром.

❉❉❉❉

февраль, апрель 1995

❉❉❉❉