Вставало утро у стены кремля

Вставало утро у стены кремля.

Трещал костер на площади, и люди

с оружием сидели у костра

и на меня с усмешкою глядели.

«Ну что, приятель, наконец, проснулся?»

И, преодолевая утренний озноб,

я к ним спиной сутулой повернулся

и двинул вверх по вздыбленной Тверской

под тихий треск далеких автоматов.

Я шел, минуя груды из камней,

из веток и штакетин. Выше, выше…

И, наконец, пришел. Там были люди.

Там грустный Иннокентий Смоктуновский

с железной кружкой у костра сидел.

Он защитить хотел свою свободу.

И он ее, наверно, защитил.

Спустя два года умер он свободным.

Ну, а тогда, на вздыбленной Тверской

всеобщее царило возбужденье.

По каменной брусчатке стлался дым,

и у костров жевали булки люди.

Повсюду был какой-то странный гам.

Беззубые старухи, спотыкаясь,

таскали камни к зыбким баррикадам.

«Сыночки, наши камни на исходе!

Их мало! Ох, сыночки, экономьте!

Кидайте только в головы!» И я

шел мимо них походкою нетвердой.

Подстегнутые водкой голоса

кричали мне: «А ну, вали отсюда!»

А мне хотелось стать одним из них.

Я к ним пошел: «Простите…» Но напрасно.

Они меня не приняли в свой круг.

«Чего уставился? Ты что, шпионишь?

Вали отсюда, если не желаешь,

чтоб мы тебе пустили пулю в лоб!»

Так мне не удавалось стать героем.

❉❉❉❉

Героем! И тогда представил я,

что я — Орфей, спустившийся в Аид.

Представил, да. Но легче мне не стало.

Ни ворона тут не было, ни арфы.

Лишь кое-где трезвонили гитары.

И темно-серые комки брусчатки

подобьем каменного ксилофона

испуганно чеканили мой шаг.

И не было здесь главного — подруги,

чтобы ее отсюда увести.

А только люди, люди, люди, люди…

Как матовые тени преисподней.

❉❉❉❉

1997

❉❉❉❉