Корона и кепка

Царя вспоминаю —

и меркнут слова.

Дух займет,

и если просто «главный».

А царь —

не просто

всему глава,

а даже —

двуглавный.

Он сидел

в коронном ореоле,

царь людей и птиц…

— вот это чин! —

и как полагается

в орлиной роли,

клюв и коготь

на живье точил.

Точит

да косит глаза грозны!

Повелитель

жизни и казны.

И свистели

в каждом

онемевшем месте

плетищи

царевых манифестин.

«Мы! мы! мы!

Николай вторый!

двуглавый повелитель

России-тюрьмы

и прочей тартарары,

царь польский,

князь финляндский,

принц эстляндский

и барон курляндский,

издевающийся

и днем и ночью

над Россией

крестьянской и рабочей…

и прочее,

и прочее,

и прочее…»

Десять лет

прошли —

и нет.

Память

о прошлом

временем грабится…

Головкой русея,

— вижу —

детям

показывает шкрабица

комнаты

ревмузея.

— Смотрите,

учащие

чистописание и черчение,

вот эта бумажка —

царское отречение.

Я, мол,

с моим народом —

квиты.

Получите мандат

без всякой волокиты.

Как приличествует

его величеству,

подписал,

поставил исходящий номер —

и помер.

И пошел

по небесной

скатерти-дорожке,

оставив

бабушкам

ножки да рожки.

— А этот…

не разберешься —

стул или стол,

с балдахинчиками со всех сторон?

— Это, дети,

называлось «престол

отечества»

или —

«трон».

«Плохая мебель!» —

как говорил Бебель.

— А что это за вожжи,

и рваты и просты? —

Сияют дети

с восторга и мления.

— А это, дети,

называлось

«бразды

правления».

Корона —

вот этот ночной горшок,

бриллиантов пуд —

устанешь носивши. —

И морщатся дети:

— Нехорошо!

Кепка и мягше

и много красивше.

Очень неудобная такая корона…

Тетя,

а это что за ворона?

Двуглавый орел

под номером пятым.

Поломан клюв,

острижены когти.

Как видите,

обе шеи помяты…

Тише, дети,

руками не трогайте! —

И смотрят

с удивлением

Маньки да Ванятки

на истрепанные

царские манатки.

❉❉❉❉