Не матерью, но тульскою крестьянкой

Не матерью, но тульскою крестьянкой

Еленой Кузиной я выкормлен. Она

Свивальники мне грела над лежанкой,

Крестила на ночь от дурного сна.

❉❉❉❉

Она не знала сказок и не пела,

Зато всегда хранила для меня

В заветном сундуке, обитом жестью белой,

То пряник вяземский, то мятного коня.

❉❉❉❉

Она меня молитвам не учила,

Но отдала мне безраздельно все:

И материнство горькое свое,

И просто все, что дорого ей было.

❉❉❉❉

Лишь раз, когда упал я из окна,

И встал живой (как помню этот день я!),

Грошовую свечу за чудное спасенье

У Иверской поставила она.

❉❉❉❉

И вот, Россия, «громкая держава»,

Ее сосцы губами теребя,

Я высосал мучительное право

Тебя любить и проклинать тебя.

❉❉❉❉

В том честном подвиге, в том счастье песнопений,

Которому служу я каждый миг,

Учитель мой — твой чудотворный гений,

И поприще — волшебный твой язык.

❉❉❉❉

И пред твоими слабыми сынами

Еще порой гордиться я могу,

Что сей язык, завещанный веками,

Любовней и ревнивей берегу…

❉❉❉❉

Года бегут. Грядущего не надо,

Минувшее в душе пережжено,

Но тайная жива ещё отрада,

Что есть и мне прибежище одно:

❉❉❉❉

Там, где на сердце, съеденном червями,

Любовь ко мне нетленно затая,

Спит рядом с царскими, ходынскими гостями

Елена Кузина, кормилица моя.

❉❉❉❉