Под Красным Крестом

Посв. памяти баронессы Ю. П. Вревской

❉❉❉❉

Семь дней, семь ночей я дрался на Балканах,

Без памяти поднят был с мерзлой земли;

И долго, в шинели изорванной, в ранах,

Меня на скрипучей телеге везли;

Над нами кружились орлы, — ветер стонам

Внимал, да в ту ночь, как по мокрым понтонам

Стучали копыта измученных кляч,

В плесканьях Думая мне слышался плач.

❉❉❉❉

И с этим Дунаем прощаясь навеки,

Я думал: едва ль меня родина ждет!..

И вряд ли она будет в жалком калеке

Нуждаться, когда всех на битву пошлет…

Теперь ли, когда и любовь мне изменит,

Жалеть, что могила постель мне заменит!..

— И я уж не помню, как дальше везли

Меня то ухабам румынской земли…

❉❉❉❉

В каком-то бараке очнулся я, снятый

С телеги, и — понял, что это — барак;

День ярко сквозил в щели кровли досчатой,

Но день безотраден был, — хуже, чем мрак…

Прикрытый лишь тряпкой, пропитанной кровью,

В грязи весь, лежал я, прильнув к изголовью,

❉❉❉❉

И, сам искалеченный, тупо глядел

На лица и члены истерзанных тел.

И пыльный барак наш весь день растворялся:

Вносили одних, чтоб других выносить;

С носилками бледных гостей там встречался

Завернутый труп, что несли хоронить…

То слышалось ржанье обозных лошадок,

То стоны, то жалобы на распорядок…

То резкая брань, то смешные слова,

И врач наш острил, засучив рукава…

❉❉❉❉

А вот подошла и сестра милосердья! —

Волнистой косы ее свесилась прядь.

Я дрогнул. — К чему молодое усердье?

«Без крика и плача могу я страдать…

Оставь ты меня умереть, ради бога!»

Она ж поглядела так кротко и строго,

Что Дал я ей волю и раны промыть, —

И раны промыть, и бинты наложить.

❉❉❉❉

И вот, над собой слышу голос я нежный:

«Подайте рубашку!» и слышу ответ, —

Ответ нерешительный, но безнадежный:

«Все вышли, и тряпки нестиранной нет!»

И мыслю я: Боже! какое терпенье!

Я, дышащий труп, — я одно отвращенье

Внушаю; но — нет его в этих чертах

Прелестных, и нет его в этих глазах!

❉❉❉❉

Недолго я был терпелив и послушен:

Настала унылая ночь, — гром гремел,

И трупами пахло, и воздух был душен…

На грязном полу кто-то сонный храпел…

Кое-где ночники, догорая, чадились,

И умиравшие тихо молились

И бредили, — даже кричали «ура!»

И, молча, покойники ждали утра…

❉❉❉❉

То грезил я, то у меня дыбом волос

Вставал: то, в холодном поту, я кричал:

«Рубашку — рубашку!..» и долго мой голос

В ту ночь истомленных покой нарушал…

В туманном мозгу у меня разгорался

Какой-то злой умысел, и порывался

Бежать я, — как вдруг, слышу, катится гром,

И ветер к нам в щели бьет крупным дождем…

❉❉❉❉

Притих я, смотрю, среди призраков ночи,

Сидит, в красноватом мерцанье огня,

Знакомая тень, и бессонные очи,

Как звезды, сквозь сумрак, глядят на меня.

Вот встала, идет и лицо наклоняет

К огню и одну из лампад задувает…

И чудится, будто одежда шуршит,

По белому темное что-то скользит…

❉❉❉❉

И странно, в тот миг, как она замелькала

Как дух, над которым два белых крыла

Взвились, — я подумал: бедняжка устала,

И если б не крик мой, давно бы легла!..

Но вот, снова шорох, и — снова в одежде

Простой (в той, в которой ходила и прежде),

Она из укромного вышла угла,

И светлым виденьем ко мне подошла —

❉❉❉❉

И с дрожью стыдливой любви мне сказала:

«Привстань! Я рубашку тебе принесла»…

Я понял, она на меня надевала

Белье, что с себя потихоньку сняла.

И плакал я. — Детское что-то, родное,

Проснулось в душе, и мое ретивое

Так билось в груди, что пророчило мне

Надежду на счастье в родной стороне…

❉❉❉❉

И вот, я на родине! — Те же невзгоды,

Тщеславие бедности, праздный застой.

И старые сплетни, и новые моды…

Но нет! не забыть мне сестрицы святой!

Рубашку ее сохраню я до гроба…

И пусть наших недругов тешится злоба!

Я верю, что зло отзовется добром: —

Любовь мне сказалась под Красным Крестом.

❉❉❉❉